Деревенские святцы - [107]

20 ноября — Преподобного Зосимы Ворбозомского (ок. 1550). Обретение мощей преподобного Кирилла Новоезерского (Новгородского) (1649). Мученика Феодота корчемника (303). Иконы Божией Матери «Взыграние» (1795).

21 ноября — Собор Архистратига Михаила и прочих Небесных Сил бесплотных. Архангелов Гавриила, Рафаила, Уриила, Селафиила, Иегудиила, Варахиила и Иеремиила.

22 ноября — Преподобной Матроны (492). Иконы Божией Матери «Скоропослушница» (X).

23 ноября — Апостолов от 70-ти Ераста, Олимпа, Родиона, Сосипатра, Куарта (Кварта) и Тертия (I).

24 ноября — Преподобного Феодора Студита, исповедника (826). Преподобного Мартирия Зеленецкого (1603). Блаженного Максима, Христа ради юродивого, Московского чудотворца (1434).

25 ноября — Святителя Иоанна Милостивого, Патриарха Александрийского (620). Пророка Ахии (960 г. до Рождества Христова). Иконы Божией Матери «Милостивая».

26 ноября — Святителя Иоанна Златоустого, архиепископа Константинопольского (407).

27 ноября — Апостола Филиппа (I). Святителя Григория Паламы, архиепископа Фессалонитского (ок. 1360).

28 ноября — Мучеников и исповедников Гурия, Самона (299–306) и Авива (322). Преподобного Паисия Величковского (1794). Купятицкой иконы Божией Матери (1180). Начало Рождественского поста. Преподобного Филиппа Рабангского (1457).

29 ноября — Апостола и евангелиста Матфея (60). Преподобного Сергия Малопинежского (1585).

30 ноября — Святителя Григория чудотворца, епископа Неокесарийского (266–270). Преподобного Никона, игумена Радонежского, ученика преподобного Сергия (1426). Преподобного Лазаря иконописца (ок. 857).

* * *

Дождь то и дело переходит в снег. Кусты, сучья снег выбелит, полежит он, раскатав половики зайцу обновить первопуток, и растечется сыростью.

Все-таки состоялась еще одна примерка: для елок — шуб, для сосен — шапок, для стогов — накидок.

Наступила пора, когда «тепло морозу не указ», «рассвет с сумерками среди дня встречаются», «ночи до снега темны» и лед мостит переправы через реки, озера.

«Сентябрев внук, октябрев сын, зиме родной батюшка» — родословье ноября. Водворился полузимник — значит, «осень на пегой кобыле ездит».

Впрочем, довольно ссылок на устные календари.

Ноябрь — где он, спрашивается? Сутки по суткам, неделя по неделе везет лошадка пегая, а все вроде ни с места. Одна надежда на стужу, что подберет слякоть и грязь, снежок поразбавит сияньем тусклые вечера.

Они долгие, протяжные, вечера предзимья.

Отправляясь к соседям сумерничать, бывало встарь, мужики брали какую-нибудь работу, женщины рукоделье. Не лишними были пук лучины, склянка с керосином.

За взрослыми набивалось ребятишек: любопытно послушать, о чем говорят, посмотреть, что делают.

Я застал закат таких посиделок, но помню шелковый шелест лык, жужжанье веретен, запахи сапожного вара, томящейся в золе картошки. Маленькую печку непременно протапливали. Ради света. Лампа под потолком коптила, ей в подмогу и лучину жгли.

Плачут отпотевшие стекла окон, потрескивают остывая колена железной трубы, кислый чад лучины синеет. Мы на полатях ногами деремся, на рожицах при том благочиние. Девочки шушукаются у приступка и ждут, не позовет ли мама или бабушка:

— Ну-ка, Маня, подмени, пальцы вовсе одеревенели.

Вспыхнув от смущения, садится Маня за пресницу. Ай да тонкопряха, ноги до пола не достают!

Мальчишек вызывали: отец подшивает катаники, упряжь чинит — ну-ка, силу покажи — туго затяни стежок дратвы; лапти дед плетет — лыко продерни и «стукни коточигом» для вящей крепости обутки…

Сойди летом с автобуса на любом участке шоссе побродить с корзиной за грибами-ягодами, скоро убедишься: ближние, на три-пять километров отстоящие от деревень боры, ельники-черничники, заросли ольх, ивняка — это сплошь и рядом заброшенные угодья. Древостой спеет к рубкам, а под соснами, елками борозды загонов, отмечены межи грудами камней, убранных из-под плуга. На коре елки росчерк медвежьих лап, заплывший смолой, и, переняв твои шаги, гремит крыльями глухарь, пировавший у брусничной кочки.

Пашни в лесах заплатками, луга лужайками: землю-кормилицу берегли, не позволяя клочку прозябать втуне, и здесь почва, в которой коренились деревенские святцы. Здесь и ответ, отчего широко распространялось отходничество, побочные промыслы.

Чего там, «меж сохи и бороны не укроешься» — дедами-прадедами сложено, как результат раздумий о житье-бытье. Дело не в том, что от хлебопашества скуден доход. Повторю: с землей было скудно в волостях с древности развитого земледелия. На юге и центре Вологодчины утесняли крестьян помещичьи, монастырские владения, по Сухоне, Ваге, Вели, Вычегде — казна. Сотни тысяч десятин лесов принадлежали удельному ведомству, казне. Например, корабельные леса. Самовольные рубки — расчистить землицы под угодья — преследовались. В нашей Городишне лесная охрана числила 31 стражника: конные, пешие, поголовно при оружии.

Чем заняться, наконец, с поздней осени до весны?

«Дома и солома едома» — по крайней нужде покидали родную сторону. «Чужой хлеб в горле петухом поет, ночью спать не дает» — стремились не отрываться от хозяйства. Не второй, так каждый третий из сельчан владел каким-нибудь ремеслом.