Деревенские адвокаты - [25]

Нурислам распряг лошадь и отпустил ее щипать траву меж деревьев. Дожди нынче были скудные, трава чахлая, на открытых местах и косой не зацепить. Вороной как на работу не падкий, так и на еду не жадный. Для начала он долго терся худым ребром о кривую березу, потом фыркнул, потом, сотрясая лес, издал гром из-под хвоста - на том обряд приготовления к полуденной трапезе был завершен. И меринок с чистой совестью принялся щипать траву. Лишь теперь Нурислам почувствовал, что смертельно хочет пить. Он пошел вдоль межи, ища зарытую бутыль и узелок с полкараваем. Они остались там, в самом начале надела. Долго шагал, топча жухлую полынь. Нашел, встал на колени, разгреб землю, вытащил бутылку. Выдернул зубами затычку, глотнул пару раз, и разошлись по телу блаженная прохлада и легкость. Но бутыли он не опрокинул и разом все не выхлебал - пил долго, чтобы протянуть удовольствие. Хлеба даже не коснулся. Когда нутро остудилось и жажда унялась, вернулось к Нурисла му крестьянское усердие. "Десятины-то лишь край остался, - прикинул он. - Добью и отправлюсь домой. Вечером - не сабантуй ждет". Он подошел к мерину и надел на него уздечку.

Тот же словно хотел сказать: "Ну, что это еще? Зачем такие шутки?" лениво отвел голову, но оказать более решительное сопротивление не осмелился. "Куда такая поспешность? - удивился он. - Может, за приятелем моим, серым жеребцом, следом пустимся? Славно бы, коли так, - и даже раззадорился на миг. - Чем я других хуже? На четырех ногах хожу, на четырех копытах, при хвосте, при гриве, в груди сердце бьется. Было время, и я жеребцом был", - мотнув головой, он даже резво прошел три-четыре шага. Но повернули к бороне - и задор его увял, надели хомут - и надежда погасла.

Уже в третий раз шел с бороной вдоль своей десятины Нурислам, когда на Ак-якуповской дороге снова поднялся хвост пыли - еще толще, еще длинней. Всадники. Семь-восемь их, не меньше. Никак, за Кашфуллой погоня, будь ты неладен. Впрочем, мало ли какие всадники могут скакать в такую пору. Теперь и деревенский люд в одиночку не ездит. Но очень скоро Нурислам увидел, что встревожился не зря. Скакали шестеро военных. На сей раз парень решил головы не опускать и за мерина не прятаться. Он остановил коня и уставился на подъезжавших всадников. Дескать, ничего он не боится, стоит на своей земле прямо, не гнется, а кого там по большой дороге носит, ему дела нет, если и глянет порой, так просто из любопытства. Если и похож слегка на дурачка, тоже вреда не будет. За дурость налог не дерут, если и дерут, так шкуру, да и то не на шубу. Нурислам заранее прикинул, как держаться, что говорить. Решил, ни полной бестолочью, ни особо сметливым себя не выставлять. Впрочем, с кем ведь дело придется иметь, с умным или с дураком?

Поравнявшись с Нурисламом, всадники резко осадили лошадей. Лишь один с разгону проскакал еще немного, но и он, круто осадив коня, вернулся к остальным. Лошади у всех в черной пене, какой масти которая - и не угадаешь. Лица у всадников в черной пыли, словно черные личины надели. Только губы шевелятся и глаза блестят. В соседней Боголю бовке молодые ребята на праздник рождества для потехи, чтобы не узнали, такие личины надевают. Нурислам это сам, своими глазами видел. У этих же, понятно, лица от грязи черны. На высокой, с тонкой шеей, с красивой походкой кобылице, то ли палевой, то ли рыжей, сидел карлик. На плече у него Нурислам разглядел погон. Выходит, те. Но вид всадника с погонами отчего-то не испугал Нурис лама, наоборот, позабавил.

Подошвы маленьких сапог карлика еле достают до высоко поднятых стремян. В большом кожаном седле он сидит, словно нахохлившийся ворон на крыше сарая. Крикнуть бы: "Кыш-ш!" - и запустить камнем - каркнул бы и взлетел. Да не крикнешь, не запустишь.

"Ворон" махнул камчой:

- Эй ты, чурбак с глазами! Чего стал как вкопанный! Катись сюда! Хриплый его голос и впрямь походил на карканье.

- Кто? Я, что ли?

- А кто еще тут есть, кроме тебя? Дурак!

- Вон, соратники твои есть...

Что-то похожее на улыбку шевельнулр тонкие сухие губы "ворона". Парень, похоже, тугодум. Это ему понравилось. Еще одно подтверждение истины: из трех мужиков - два идиоты.

- Бегом сюда! - для пущего страха гаркнул он по-русски.

- Бегим, бегим! - откликнулся Нурислам и, резво просеменив шагов пятнадцать, встал перед ним. Хотя разговор и пошел по-русски, не растерялся. Когда с отцом ходил в извоз, он и в русском натаскался. - Чауа калякать будим, офицер-эфенди*?

* Эфенди - господин.

- Не калякай. По-своему говори.

- Тоже можно.

- Сначала посмотри мне в глаза и дай клятву.

- Какую, офицер-эфенди?

Карлик опять усмехнулся. От такого обращения - "офицер-эфенди" - спесь его сразу раздулась. "Может, этот мужик не такой уж идиот", - подумал он.

- Клянись, что на все вопросы ответишь только правду! - в глазах опять сверкнула угроза.

- А может, я и без клятвы правду скажу, офицер-эфенди? Клятва вещь коварная, нарушишь разок - потом беды не оберешься.

- Клянись! А соврешь - пристрелю! - и он хлопнул по кобуре на поясе.

Нурислам во все глаза уставился на серое лицо карлика - видать, он скакал первым, оттого и пыль не так густо лежала на нем, как на остальных.