Деревенская околица. Рассказы о деревне - [46]

— И что у тебя, Старостин, за хмельная натура? Руки сами чуют, где выпивка. Тебе бы на таможне работать или в ОБХСС.

А Гоша всё стоит как статуй, рот раззявил, глаза, как у щуки, которая попалась на блесну, никак не отдышится и некстати думает: да неужели в обкоме и в Центральном Комитете партии тоже бывает такая путаница с графинами?

— Налей-ка и мне, что ли, — говорит Михаил Иванович, — с тобой поневоле согрешишь, да и притомил ты меня.

Первый долго рылся в сейфе среди секретных партийных документов, наконец, отыскал яблоко и разрезал пополам. Как бы оправдываясь за скромную роскошь закуски, продолжает:

— Вот ты грамотный, недавно ВПШ закончил, может, хоть ты мне всё объяснишь, почему мы так заботимся о выпивке, и в тоже время так безобразно закусываем? Неужели это и есть неизбежный исторический путь развития России, только пить, а жить без продовольствия, впроголодь? Почему?

И тут у Гоши сработал инстинкт самосохранения. От спирта ум увеличился, как у всякого русского, и он экспромтом, как шарахнул стихом, и главное, к месту, и в самую точку:

Человек, как водоём,

(Медицина доказала).

Потому мы много пьём,

А закусываем мало.

На следующей районной партийной конференции Гошу Старостина ввели в состав бюро райкома партии.

Так что, будем здоровы.

ИСТОРИЯ ОДНОГО БУНТА

Колхоз наш был богатый, хотя по первости нам всё не везло на председателей, да и жилось плоховато. Но потом привезли нам нового мужика, на вид невзрачный, но райком нам советовал его выбрать очередным председателем колхоза. А тогда как было? Если райком «советует», попробуй пойти супротив, себе дороже будет. Это было как приказ, и никуда ты ни денешься. Власть. Так вот, звали нового председателя Кузьма Никитич Потехин.

Как оказалось, он пришёлся ко двору, хороший был хозяин. Выпивкой не баловался. При нём колхоз мало-мальски встал на ноги. Построили две фермы, детский сад, школу, клуб. Заасфальтировали все центральные улицы в деревне. Жилья построили целую улицу, но главное, колхозников с зарплатой не обижал. Строгий был мужик, требовательный, но зато справедливый.

И вот не заладилось у него что-то с райкомом. Хозяйство он крепко поставил на ноги, чувствовал силу и, нет-нет, да и стал огрызаться на их глупые указки: что сеять, когда сеять и как руководить колхозом. Мужик он был настырный. Начальство видит, что он совсем выпрягся, вот и взъелись на него.

Как-то ревизоры нашли в колхозе перерасход зарплаты по строительству, и по партийной линии вкатили выговор, а тут в аккурат подходит отчётно-перевыборное собрание. Начальство заранее озаботилось с заменой председателя, его и не выбрали. Правда, мы тут сподличали, зажрались, всё принимали как должное, и за него не заступились. Поначалу даже и не поняли, что к чему, думаем, райкому видней, нам будет ещё лучше. Привыкли.

Больше всех горевала по Кузьме Никитичу пенсионерка Мария Илинишна Кудиярова. О ней стоит рассказать особо. Образования она была невысокого, зато имела железную хватку. Её четыре раза снимали с заведующей фермой, и пять раз ставили на место. Кудиярова по характеру, прямо надо сказать, была колючая, без рукавиц не подходи, а уж на работе кипяток. Но вся беда была в том, что у неё была всего семилетка, хотя и большой стаж работы на ферме. Но самое главное, — что была без диплома, и ещё беспартейная. Это портило районную отчетность по кадрам.

Как только в район приезжал кто-то с дипломом, Марию Илинишну гнали поганой метлой назад в доярки, а нового специалиста ставили заведовать фермой. Отчёт по кадрам сразу приходил в норму, а вот дела на ферме сразу шли наперекосяк. По отчёту надои на фуражную корову падали, качество молока резко снижалось. Но какое-то время такое положение терпели, а потом завфермой с дипломом снимали, и опять ставили Кудиярову.

Дела сразу поправлялись: надои росли, а по качеству молока мы были первыми в районе. Потом опять приезжали выпускники с дипломами, кадровики сельхозуправления сразу же улучшали показатели в графе — «Партийность и образование», и всё опять повторялось. Так всё и катилось шариком до тех пор, пока не избрали председателем колхоза Кузьму Никитича.

Когда он разобрался что к чему, то всё поставил на свои места. Так и сказал в райкоме: «Если главное — отчётность, то будем играть в кадровую чехарду, а если нужно молоко, то оставьте в покое Марию Илинишну. Неужели район не может взять ответственность за одного беспартийного руководителя без диплома?»

Его поддержали, и дали ей доработать до пенсии. А работала она с душой, но с какими-то странными вывертами и крестьянским чудачеством. Но что бы ни говорили, а главное — результат.

Когда гнали очередного дипломника, она собирала родной коллектив и проводила «беседу по душам». После такой беседы всё приходило в норму. А секрет был до смешного простлй: она вводила жесточайшую дисциплину, но как! Вы только послушайте. Скотники могли быть и «под мухой», а доярки со скотниками могли тащить по домам дроблёнку, силос и даже сено. Но только тайком, помаленьку, и только для своего двора.

Но стоило ей краем уха услышать, что кто-то продал на сторону мешок комбикорма или навильник сена — всё! Трудовую в зубы и до свидания. Что все тащат, она знала, на то он и колхоз, чтобы тащить. Не она это придумала и не ей отменять. Но если воровать «по совести», то и колхозным бурёнкам хватало и себе подмога. От каждой фуражной коровы в среднем надаивали в год до четырёх тысяч литров, а у отдельных доярок и того больше. Что ещё надо? По тем временам это был большой успех.