Деникин: За Россию — до конца - [47]

Задолго до наступления на Екатеринодар Деникин принялся за структурную реорганизацию Добровольческой армии, которую счёл необходимым разделить на три пехотные, одну конную дивизию и одну конную кубанскую бригаду. Конечно, дивизии эти были немногочисленны, но зато сильны своим кадровым составом, крепкой дисциплиной и приобретённым в боях опытом.

Деникин понимал, что для захвата Екатеринодара прежде всего нужно обеспечить собственный тыл. Одним из главных условий выполнения этой нелёгкой задачи было взятие под контроль всего железнодорожного сообщения Северного Кавказа с Центральной Россией. Романовский днём и ночью работал над этим планом.

   — Прежде всего нужно захватить станцию Торговая, — доложил он Деникину. — Второй важный пункт — станица Великокняжеская, что к северо-востоку от Торговой. После выполнения этой задачи следует сосредоточить все донские войска на Царицынском направлении.

   — Согласен с вами, Иван Павлович, — одобрил Деникин. — Думаю, что армию следует повести вдоль железной дороги к станции Тихорецкой.

   — От Великокняжеской до Тихорецкой сто пятьдесят вёрст, — уточнил Романовский. — Вы абсолютно правы, Антон Иванович, именно в Тихорецкой пересекаются две важнейшие железнодорожные магистрали: Царицын — Екатеринодар и Ростов — Владикавказ.

   — Прошу вас, Иван Павлович, непременно предусмотреть обеспечение флангов, особенно после взятия Тихорецкой, если, конечно, Господь поможет нам её взять.

   — Я думал об этом, — сказал Романовский. — Чтобы фланги были надёжно защищены, следует частью войск, находящихся на правом фланге, нанести удар по станции Кущёвка, а на левом фланге — по станции Кавказская. Этим самым мы будем иметь двойной выигрыш: обеспечим фланги и намертво перекроем дорогу Ростов — Владикавказ. Пусть тогда большевики поломают голову над тем, как им перебрасывать пополнения и боеприпасы к Екатеринодару.

   — Как вы мыслите себе нанесение завершающего удара по Екатеринодару? — нетерпеливо спросил Деникин.

   — Думаю, что нам придётся вспомнить о Каннах, — скупо улыбнулся Романовский.

— А что? — с воодушевлением подхватил Деникин. — У Ганнибала при Каннах сил было вдвое меньше, чем у противника, и всё же римская армия Теренция Варрона Аила разбита в пух и прах.

— Думаю, что на Кущёвку следует двинуть главные силы. Там сосредоточены крупные части красных войск, Которыми командует Сорокин. Взять Кавказскую поручим генералу Боровскому, что же касается фронтального удара по Екатеринодару, то эту честь предоставим полковнику Дроздовскому.

— Что же, Дроздовский опытный офицер, — согласился Деникин. — Но, на мой взгляд, излишне жесток. Особенно с пленными. А это осложняет наши отношения с местным населением. Более того, отталкивает его от нас.

   — Да, Дроздовский — человек суровый, в гневе бывает страшен, — подтвердил Романовский. — Но воевать он умеет, и я уверен, что он первым ворвётся в Екатеринодар.

   — Дай-то бог, — вздохнул Деникин. — И всё-таки насчёт пленных вы с ним поговорите.

Удар по Тихорецкой был внезапен и стремителен. Добровольцы захватили много оружия и боеприпасов, других трофеев. Но главным трофеем был штабной поезд красного командарма Калнина.

Зарождалось раннее утро, только-только взошло солнце, и день обещал быть прекрасным. Но он был бы прекрасным, если бы в этих краях воцарилась мирная жизнь. Сейчас здесь шёл кровопролитный бой. Железнодорожная колея протянулась по степи и просматривалась едва ли не до самого горизонта. Рельсы ещё сверкали капельками росы, пристанционные тополя стояли недвижно, устремив ввысь свои пирамидальные верхушки.

«Райское место, — грустно подумал Деникин, — не было бы этой заварухи, поселился бы тут, ходил бы с рассветом на рыбалку. Река здесь тихая, будто уснувший младенец. Недаром же и станица называется Тихорецкой...» Он не любил бурных горных рек, зато обожал реки степные: тихие, как бы презиравшие суету жизни и сознающие своё предназначение — вносить в разгорячённые злобой и непримиримостью души людей успокоение и сознание того, что в мире есть более высокие ценности.

Как только добровольцы увидели на путях небольшой состав из трёх классных вагонов, стало ясно, что на станции, в тупике, стоит штабной поезд. Тут же батарея полевых пушек открыла огонь.

Вскоре добровольцы ворвались на станцию. Группа офицеров устремилась к поезду. Молодой щеголеватый поручик стремительно взбежал по ступенькам в салон-вагон.

Картина, представшая перед его глазами, была страшной. На полу, застланном дорогим ковром, лежал, разбросав руки, человек в военной форме. Из его виска сочилась кровь. А на диване неподвижно лежала молодая женщина. Поручик тронул её за плечо и отшатнулся: огромное пятно крови расплывалось по её белой, английского покроя, кофточке.

Спрятавшийся в последнем вагоне военный средних лет на допросе признался, что он — адъютант командующего армией Калнина, но местонахождение командира ему неизвестно. На вопрос об убитых ответил:

   — Это начальник штаба Полетаев, бывший полковник. Перешёл к большевикам. Когда вы заняли станцию, сказал, что не видит другого выхода, как пустить себе пулю в лоб. А перед тем как сделать это, застрелил жену.