Дени Дюваль - [43]

Мне кажется, бедняжка Сьюки немного выпила, чтобы забыть давешнее унижение на суде. С каждым словом ярость ее увеличивалась, и она как сумасшедшая вопила и размахивала кулаками.

— Сусанна, против тебя выставили лжесвидетеля, и тут ты не первая у нас в роду. Однако успокойся, дитя мое. Наш долг — хранить спокойствие.

— Еще чего не хватало! — прорычала Сьюки. — Как я могу успокоиться, когда здесь эта скотина, этот воришка, этот обманщик, этот гад? Где Эдвард Бевил? Что он за мужчина, если не может как следует отодрать этого мерзавца? Погоди, сейчас я отделаю тебя хлыстом! — завопила она, хватая отцовский хлыст, который обычно висел на двух крючках над буфетом. — Ну что, злодей! Где твой пистолет? Стреляй в меня, трусишка, я тебя ни капельки не боюсь! Ах, вот оно что! Пистолет у тебя в ящике? (Я по глупости сообщил ей об этом в ответ на ее издевательства.) Ни с места! Папа! Этот воришка хочет ограбить весь дом, а потом уехать вместе со своими сундуками. Сию же минуту открывай все сундуки! Посмотрим, что ты у нас украл! Говорят тебе, открывай. Я сказал, что и не подумаю. От такой наглости кровь моя вскипела, и когда мисс Сьюки бросилась в прихожую за моим сундуком, я опередил ее и уселся прямо на него. По правде говоря, позиция эта оказалась весьма невыгодной, ибо разъяренная фурия принялась бить меня по лицу хлыстом, и мне оставалось только схватить ее за Руки. Когда я стал таким образом защищаться, мисс Сьюки, конечно, принялась звать на помощь.

— Эдвард! Нед Бевил! — вопила она. — Этот трус меня бьет! Помоги мне, Нед!

Тут дверь лавки распахнулась, и рыцарь хозяйской дочери ринулся было прямо на меня, но зацепился за второй сундук, расшиб себе ногу, грохнулся носом оземь и разразился неистовою бранью.

В разгар этой баталии, когда Бевил валялся на полу в тесной и темной прихожей, мисс Сьюки яростно размахивала хлыстом (похоже на то, что большей частью он гулял по спине Бевила), а я изо всех сил от нее отбивался, к лавке подъехала коляска. В пылу сражения я этого даже не услышал, но когда отворилась входная дверь, с радостью подумал, что за мной, как и было обещано, приехал доктор Барнард.

Однако это оказался вовсе не доктор. Вновь прибывший был не в рясе, а в платье. Вскоре после окончания моего допроса в суде наш сосед Джон Джефсон из Уин-челси уселся на свою повозку и поехал с рынка домой. Он отправился прямо к нам и рассказал матушке об удивительной сцене, только что разыгравшейся у него на глазах, о том, как меня обвинили в краже и как я был оправдан. Матушка умолила Джефсона дать ей повозку. Она схватила хлыст, поводья и поскакала в Рай, и я не завидую Джефсоновой старой сивой кобыле, которой пришлось скакать в упряжке у такого кучера. Когда дверь с улицы распахнулась, в прихожую хлынул свет, и матушка увидела трех воинов, яростно тузивших друг друга на полу.

Сценка как нарочно для матери, у которой тяжелая рука, доброе сердце и буйный нрав! Мадам Дюваль тотчас ринулась на мисс Сьюзен, которая с дикими воплями колотила меня хлыстом, и оторвала ее от меня. В руках амазонки-родительницы остался обрывок чепца Сьюзен и клочья ее рыжих волос, сама же она вылетела из прихожей на кухню и шлепнулась прямо под ноги своему перепуганному папаше. Не знаю уж, сколько ударов нанесла моя матушка этой твари. Она наверняка пришибла бы сию целомудренную Сусанну, если бы та с пронзительным визгом не забралась под кухонный стол.

Вырвав из рук поверженной Сусанны хлыст, которым эта молодая особа стегала ее единственного сына, мадам Дюваль заметила Раджа, в смертельном ужасе застывшего в углу, набросилась на старого бакалейщика и принялась бить его плеткой и рукояткой по носу и по глазам, за что всякий, кому угодно, может его пожалеть.

— Ну что, будешь еще обзывать моего сына вором? Будешь таскать моего Денни по судам? Prend moi ca, gredin! Attrape, lache! [103] Nimm noch em Paar Schlage, Spitzbube! [104] — кричала моя полиглотка-матушка, как всегда в минуту волнения изъясняясь на смеси английского, немецкого и французского языков. Моя добрая родительница не хуже всякого мужчины умела брить, причесывать и мыть джентльменские головы, и я совершенно уверен, что еще ни единому человеку во всей Европе не задавали такой головомойки, как мистеру Раджу в тот вечер.

Бог ты мой! Я занял почти целую страницу описанием битвы, которая никак не могла продолжаться более пяти минут. Покуда матушка одерживала блистательные победы в доме, ее повозка стояла в переулке. Тем временем к парадному крыльцу подъехала коляска доктора Барнарда, и, войдя в дом, он увидел, что победители завладели полем боя. После моей предыдущей стычки с Бевилом мы оба знали, что я — более чем достойный для него противник. "Именем короля приказываю вам бросить кинжалы", — говорит персонаж одной пьесы. Наши баталии окончились с появлением мирного человека. Матушка вышла из комнаты, размахивая хлыстом над головою Раджа; мисс Сьюки вылезла из-под стола; мистер Бевил встал с пола и поплелся смывать кровь со своей окровавленной физиономии, а когда злополучный Радж заикнулся о том, что подаст в суд за оскорбление действием, доктор сурово заметил: