Деньги - [9]

Я чертовски доволен собой.

Вот и все! Получилось. Впервые в жизни мною заработаны деньги, и я делаю странное открытие, которое поражает меня и приносит огромную радость: это просто! Удивительно просто! Что-то произошло: у меня появилась идея, и эта идея превратилась в звонкую монету. И тем не менее в этой идее не было ничего необычного, да и прибыль была не столь высокой. Но я уверен, что это только начало, и нисколько не сомневаюсь в этом, причем я далек от того, чтобы представить себе те сотни миллионов, что поджидают меня в конце пути, который я называю и всегда буду называть своим танцем.

В моей возбужденной голове неожиданно возникает нелепая идея. Вернувшись в Момбасу, я покупаю две одинаковые открытки с изображением шакала. Одну я отправляю своему дяде Джанкарло Симбалли в Лугано, на Рива Джокондо Альбертолли; вторую — Его Банкирскому Величеству Мартину Ялу, президенту и председателю правления одноименного частного банка, у которого много достижений (кроме нравственных), в Женеву, на набережную имени генерала Гизана. На открытках одинаковый текст: «Как видите, я не забываю вас». Мальчишеская выходка? Это точно. Во всяком случае, без каких-либо последствий. По крайней мере, я так считал. И продолжал считать, пока в один из дней не получил некое убийственное по содержанию письмо.

Тем временем я нашел клиента для Йоахима, точнее сказать двух, так как это молодая пара из Цюриха. Их зовут Ганс и Эрика. Он работает в почтовой администрации или что-то вроде того, а она — в области электроники, по меньшей мере инженером. Они очаровательны и очень любят друг друга. Йоахима молодые люди предупредили: «Мы в самом деле не хотим никого убивать, давайте просто попутешествуем и посмотрим страну».

Увидев Йоахима, они поначалу опешили от его вида. Теперь же, покоренные добрым нравом большого ручного медведя, они отлично с ним ладят. Из Момбасы мы вчетвером направляемся к северу, в сторону Малинди и Ламу, следуя по побережью, вдоль которого тянулась полоса цветущих коралловых рифов, разрезающих сказочно спокойные и прозрачные лагуны. Ганс и Эрика купаются голышом, вскоре и я следую их примеру. Только Йоахим не желает присутствовать на спектакле в исполнении обнаженной швейцарки и, что-то возмущенно ворча себе под нос, отходит в сторону. Вечером, стоя на коленях возле походной койки, он молится перед статуэткой Фатимской Божьей Матери и просит прощения за нас бесстыжих, открывающих свою наготу.

После Ламу, который находится в ста километрах от эфиопской границы, Йоахим направляет свой старый «ленд-ровер» на запад. Мы возвращаемся назад, сделав крюк во внутреннюю часть страны. Прежде чем отправиться на плато Масаи-Мара, мы разбиваем палатки на берегу Таны. Никаких джунглей, в лучшем случае заросли гигантских папоротников, вереска, бамбука, обвитых лианами. Вокруг сплошная саванна с зонтичными акациями со странной ажурной листвой, реже — баобабы и молочаи. Здесь довольно много разных зверей, и Йоахим то и дело тычет в их сторону своим толстым волосатым пальцем; он был охотником, и даже, рассказывали, очень хорошим охотником, но теперь это занятие ему не по душе, и я вижу, что он доволен нашей поездкой, когда нет надобности убивать животных.

Мы поднимаемся выше и попадаем в Национальный парк Цаво, где нам предстоит провести два дня. Такой Кению я увидел впервые, и от этого вида у меня перехватило дыхание: небо здесь никогда не бывает голубым, оно скорее сияющего белого цвета, по нему непрестанно плывут караваны розовых и золотистых облаков; почва — ржаво-охристая или фиолетовая, местами ярко-красная после дождя, когда распускаются цветы кактусов; невероятно красивы пылающие закаты, чудесны и рассветы, когда в тишине утреннего тумана, точно призраки, появляются стада буйволов. Где бы я потом ни находился, чем бы ни занимался, эти две ночи, которые мы провели в Цаво, навсегда останутся в моей памяти как образ настоящей Кении.

В тот вечер за ужином, поедая подстреленных Йоахимом перепелок и цесарок, мы говорим о Швейцарии. Ганс и Эрика принимают меня тоже за швейцарца, но я разуверяю их:

— По национальности я француз. Родился в Сен-Тропе.

Они с удовольствием рассказывают о том, что прошлым летом побывали в Сен-Тропе, загорали на пляже Пампелон и купались в море голышом.

— Дом, где я родился, находится рядом с этим пляжем. Или находился.

Еще немного — и молодые люди вспомнят дом, на который, быть может, не обратили внимания. Они мило предаются воспоминаниям в надежде найти его образ: «Большое белое здание? Или тот дом с башнями, похожий на замок?» — «Нет, наш стоит ближе к воде. А перед домом каменная стена, во дворе пальмы». Вновь нахлынули воспоминания. Почему в моей памяти так ясно, так отчетливо сохранился этот дом, где я провел лишь раннее детство и куда не возвращался после смерти отца?

— Сколько вам было лет, когда он умер?

— Восемь.

— Симбалли — это итальянская фамилия, не так ли?

— Мой отец родом из Тичино — не из швейцарского кантона, а из того, что по другую сторону границы. Еще несколько сотен метров — и он родился бы швейцарцем.