Деньги пахнут кровью - [42]

«Совсем как подросток реагирую. Странно», — отмечаю мысленно, а вслух шутливо заявляю:

— Леди, ради вас я всегда готов обнажить свой меч и не только.

Лицо девчонки мгновенно меняется.

— Пошляк, — гневно бросает она, — А мне показалось, что ты изменился.

— Да я ничего плохого не имел ввиду, — пытаюсь оправдаться я.

Но в ответ лишь громко хлопает дверь подъезда, поднимая клубы серой мутной пыли.

«Ладно. Чем красивее женщина, тем больше тараканов в её голове. Обиделась и черт с ней», — решаю я.

* * *

По поселку разливается мелодичная армянская музыка. Чернобровая невеста в национальном костюме плывет по земле белой лебедью, медленно поднимая руки и изгибая запястья. Осиная талия, объемная грудь, горделиво расправленные плечи, смуглое личико, пухлые алые губки, раздвинутые в чуть заметной довольной улыбке — я откровенно любуюсь красавицей.

Каждое движение девушки наполнено неповторимой грацией и осознанием собственной привлекательности.

Каринэ периодически обступают пританцовывающие молодые парни, но она величественно уходит от них, продолжая двигаться под музыку.

— Это наш танец невесты, узундара, — шепчет мне сидящий рядом Ашот, — Она прощается со своей девичьей жизнью, и готовиться стать замужней женщиной. Парни делают вид, что хотят отобрать новобрачную у мужа, соблазняют её, но Каринэ не поддается, показывая свою верность.

— Здорово, — искренне говорю я, — Очень красиво танцует. И девушка хороша.

— А то, — подмигивает Ашот, — У нас всё такие. Хочешь, и тебе невесту найдем?

От такого предложения я чуть не поперхнулся вином.

— Спасибо, конечно. Но пока не надо. Я ещё молодой, погулять хочу.

— Как знаешь брат, — улыбнулся парень, — Но учти, придет время жениться, лучше наших девушек никого нет.

— Учту, — усмехнулся я, — как только, так сразу.

Свадьба удалась. При СССР на семейных торжествах такого размаха я никогда не бывал. Разумеется, в лихих 90-ых и сытых 2000-ых в среде крупных бизнесменов были свадьбы и масштабнее, и богаче, но подобной атмосферы всеобщей радости и торжества вкупе с настоящим дореволюционным купеческим размахом, ни разу не встречал.

Утром за мной заехал Ашот, и повез меня в загородный дом к родне, где и проходила свадьба. Меня встречали как короля. Жали руку, обнимали, хлопали по плечу, выражали восторг от знакомства. При этом я чувствовал, всё делали искренне, без притворства и лицемерия. Каждый из большой семьи парня, от пятнадцатилетнего подростка, до седого аксакала Левона считал своим долгом, подойти, поблагодарить за поддержку парня в тюрьме, и порадоваться, что я, наконец, посетил их дом. А мать Ашота, пятидесятилетняя женщина с уже пробивающейся сединой, порывисто обняла и расцеловала меня как родного.

Дедушка Левон проявил свои эмоции скупее. Он ободряюще похлопал меня по плечу, выразил радость от знакомства, а рукопожатие, громадной мозолистой руки, похожей на лопату средних размеров, неожиданно оказалось не по-старчески сильным. Дед заметил мое удивление, и в его глазах на мгновение мелькнули и пропали веселые искорки, а на лицо вернулась дежурная маска доброжелательности.

После знакомства с родными Ашота мы встречали родственников жениха. Два крепких парня, как потом мне сказал товарищ, братья жениха, торжественно вручили улыбающейся дородной женщине — матери невесты огромную плетеную корзину фруктами, вином и сладостями.

Вместе с мужем под крики гостей она подняла корзину, показывая её всем присутствующим. Потом была веселая поездка в загс под крики родни и выстрелы пробок открывающегося шампанского.

По приезду обратно, полный армянский батюшка, прямо на свежем воздухе, в большой беседке, с расставленными иконами начал процесс венчания. Откуда-то в толпе гостей появился изогнутый меч украшенный лентами, конфетами и деньгами. Крепкий паренек держал его над головами жениха и невесты, пока священник проводит обряд.

— Это азаббаши — друг жениха, — сообщил Ашот, — Он охраняет семью, а с другой стороны видишь девушку? Это подруга невесты — арснакур. Тоже моя сестра двоюродная. Только младшая.

В конце ритуала руки жениха и невесты связали красно-зеленым шнуром, который батюшка запечатал воском горящей свечи.

— Шнур называется нарот. Он символизирует единение молодых. Снять его может только священник. В прежние времена молодые носили этот шнур несколько дней, — просветил товарищ.

— Интересно, — мои губы помимо воли разъехались в широкой улыбке, — А как они в туалет ходили, связанные? Жених отворачивал голову, пока супруга делала свои дела и, наоборот?

— Зачем опошлять, такой красивый обычай? — немного обиделся друг. — Не знаю я, как тогда было. Может сразу снимали, а так рассказывали, чтобы солидность придать. Или несколько дней вместе сидели, с ночным горшком в спальне. У них же медовый месяц был, да

— Хороший медовый месяц с ночным горшком, на который нужно садиться поочередно, — развеселился я, — После этого любовь заблагоухает новыми ароматами. И это точно будет не запах роз.

— Перестань, — толкнул меня в бок Ашот, — Не отбивай аппетит.

— А Каринэ со своим новым мужем сколько будут эту веревку на руках носить? — полюбопытствовал я.