Деньги на ветер - [3]
— Безумие! Это безумие какое-то. Тут явно ошибка. Я не так уж богат. Вам нужен Уотсон, вот он на миллиард потянет. Я вам все покажу, покажу. У него есть Ван Гог, Матисс. Его надо было — не меня. Ну поговори же со мной, черт возьми! Кто я такой, по-твоему? Кто я, по-твоему, такой?
Я-то точно знаю, кто ты такой.
А вот кто я — это для тебя загадка. Что я тут делаю? Вот это-то я как раз и хочу понять.
Он топает пяткой по льду, приподнимает одно плечо и снова оборачивается:
— Это безумие. Ты не… Ты хоть представляешь, во что влип, с кем связался? Да, я не Круз, черт бы его не видал, но, имей в виду, меня будут искать. Приедут на поиски. Ты меня слушаешь? Выбрось ты это из головы. Не знаю, что тебе сказали. Не знаю, что ты думаешь, но ты, приятель, совершаешь большую ошибку. Большую. Самую большую ошибку своей жизни. Ведь верно, а? Ты не знаешь, кто я, для тебя это всего лишь работа, так? Верно? Что ж, открою тебе правду, брат, эта ошибка изуродует тебе всю жизнь.
К нему возвращается уверенность в себе. Не прошло и десяти минут. Его роль по умолчанию — черный всадник, босс, центр Птолемеевой Вселенной. Мне она тоже нравится больше других.
— Ты слишком далеко зашел. Для розыгрыша — слишком далеко. В настоящий момент ты причиняешь тяжкие повреждения моим подошвам. Я на тебя в суд подам!
Он по-прежнему не понимает. Никак не может сообразить, зачем мы здесь.
— Слушай, приятель, ты понятия не имеешь, во что впутался. Не имеешь. Назови сумму. Давай, просто скажи, сколько надо. Сто тысяч долларов? Две? Ну а крутые пол-лимона тебе как? Пол-лимона. Шальные деньги. Легкий заработок. Давай, приятель. Ты и я. Обуем их. Натянем им нос. Ну, что на это скажешь? У меня — левые доходы, и ты тоже хапнешь. Давай, старик, ты все ходы и выходы знаешь, переиграем их на пару.
Ох, compañero, неужели у тебя все поддельное? Прикидываешься? Это где ж тебя научили так разговаривать? В кино? По телевизору? У тебя под этим кожаным чехлом хоть что-нибудь настоящее осталось? Сдвигаю на пистолете предохранитель, сталь удовлетворенно клацает.
Он, шаркая подошвами, проходит еще несколько шагов.
— Ну же, брат, — говорит он, оборачивается, далее все происходит быстро: я не успеваю заметить и пропускаю неожиданный удар. Да какой!
Он прыгает и обеими ногами бьет меня в живот.
Вышибает из меня дух, пистолет отлетает в сторону. Мы оба валимся на лед. Он падает на меня, сокрушая бедрами мою грудную клетку.
Подо мной во льду образуется трещина, появляется вода.
Он всем телом перекатывается на меня, руки у него по-прежнему сцеплены наручниками за спиной, но он пытается вцепиться зубами мне в лицо, впивается в маску у меня на подбородке. От него разит выпивкой и страхом.
Сжимаю кулак и первым же ударом, кажется, ломаю ему нос. Следующий приходится в левый глаз. Решающим доводом оказывается удар коленом в пах. Он складывается пополам, я отталкиваю от себя эту корчащуюся от боли гору нагой плоти.
Встаю на ноги, поднимаю пистолет, втягиваю в легкие кислород.
Опасливо разглядываю у себя под ногами трещину во льду. Не двигаясь, пережидаю несколько ударов сердца. Трещина не расширяется.
— Господи! — выдыхает он.
Самое время воззвать к Господу. Это действительно было нечто.
Мы оба вполне могли уйти под лед. Молоток в рюкзачке потянул бы меня на дно, а течение, наверно, унесло бы под нетронутый лед. Если б сердце не остановилось от ужаса, лед пришлось бы ломать. Не удалось бы проломить — конец. Черт, даже если бы и удалось, без посторонней помощи из воды не выбраться. Через полчаса — смерть от переохлаждения. Святая Мария, Матерь Божья, это было бы слишком хорошо. Уже только ради этого стоило бы жить. Чтобы надо мной так замечательно, кармически пошутили и воздали мне моей же монетой.
Да.
Выходит, ты круче, чем кажешься, дружище. Будь я по-настоящему хорошим человеком, стоило бы тебя отпустить.
Еще несколько частых глубоких вздохов. Меня по-прежнему раздирают стремления драпать и драться, но я обретаю равновесие.
Потревоженные вороны у меня за спиной перестают каркать и рассаживаются по веткам.
Он хватает ртом воздух, у губ пузырится кровь.
После пережитого напряжения нам обоим надо еще минуту передохнуть. Он встречает мой взгляд, смотрит на пистолет и, как краб, боком подается назад, в сторону берега. Скованные наручниками кисти скользят по сухому льду, ноги волочатся за телом.
Кли-кли! — кричит какая-то птица. Облака. Снежинки. Кли-кли!
Подхожу к нему.
— Нет, — говорит он.
Задница у него пристала ко льду. Он отрывает ее и снова отползает крабом. Выглядит это так трогательно, что мне становится не по себе. Я целюсь ему в живот.
— Нет, — повторяет он шепотом. — Не-е-е-ет!
Его выдох — призрачен и исчезает, как все призраки. В красных глазах с расширенными, как после дозы кокаина, зрачками — отчаяние.
Подхожу к нему со спины и ставлю на ноги. На коже, человеческой коже, заметны места соприкосновения со льдом.
Отвратительно, но теперь уже недалеко.
— Послушай меня, дружище, я тебя богачом сделаю. Я тебе денег дам. Много денег. Миллионы. Ты понимаешь? Миллионы долларов. По-английски говоришь? Ты понимаешь по-английски, чтоб тебя?..
