Денежно-весовые системы домонгольской Руси и очерки истории денежной системы средневекового Новгорода - [95]

Около 1408–1410 гг. в русском денежном обращении происходит ряд существенных местных перемен. В 1409 г. в Пскове «отложиша кунами торговати, и оттоле начаша пенязями торговати»[466]. Примерно в 1408 г. заметно уменьшается вес монет в Рязани[467]. Под 1412 г. летопись отмечает: «Того же лета меженина в Новегороде в Нижнем, купили меру ржи по сороку алтын и по четыре алтына старыми денгами»[468].

Таким образом, принятие новгородцами иноземной монеты в 1410 г. – только эпизод в цепи трансформаций областных денежных систем, их изменений, вызванных, надо полагать, единой достаточно мощной причиной. Такой причиной могли быть исходные изменения денежной нормы Москвы около 1408 г. Иными словами, примерно до этой даты бытовавшая в Москве монетная норма удовлетворяла потребности внутрирусского денежного обмена, а затем перестала их удовлетворять, что повлекло в одних случаях согласованное изменение монетных норм (Рязань, Нижний Новгород), а в других – переориентацию систем на иноземную монету (Псков, Новгород). Если это так, то московская денга до начала XV в. должна находиться в рациональном отношении с новгородскими денежными единицами. Из мелких единиц кунной системы Новгорода этого времени нам известна бела (1,87 г серебра) и куна (0,467 г серебра). Между тем, по подсчетам С. И. Чижова, средний вес денег Василия Дмитриевича по 285 экз. равен 20,51 доли, т. е. 0,902 г, а из них чаще всего встречаются монеты с весом от 21 до 22 долей (0,924—0,968 г)[469]. Но ведь эта норма ровно вдвое выше куны и ровно вдвое меньше белы новгородской системы, т. е. находится с ними в простейшем рациональном отношении.

Все монеты, чеканенные в Москве после 1410 г., С. И. Чижов, основываясь на наблюдениях над кладами, считал имеющими вес менее 21 доли[470]. Иными словами, в этот период в московской чеканке происходят существенные изменения, осложнившие то соответствие, какое наблюдалось ранее. В свете сказанного особую актуальность сегодня приобретает исследование хронологии и метрологических особенностей московского чекана времени великого княжения Василия Дмитриевича (1389–1425 гг.).

Вернемся, однако, к «кунице». Если 122 «копы грошей» равны 15,25 куниц, то с одной куницы брали оклад в 8 грошей, т. е. 480 литовских монет, или «четверетец». Рациональная окладная сумма с одной обжи при этом получается лишь при признании равенства куницы 12 обжам. Она соответствует в этом случав 40 литовским монетам, или же 40 «четверетцам», или же, наконец, 10 новгородским денгам. Между тем, как показывает обращение к материалам нового письма по волости Буице, доходность обжи в 1495 г. тяготела к новгородской гривне, т. е. к 14 новгородским денгам. Такое несоответствие прекрасно разъяснил А. Л. Шапиро: «Поскольку цены на хлеб в 1470-е годы были ниже, чем в 1490—1500-е годы, нельзя считать равными рубль старого и рубль нового письма. Когда мы исчисляем старый натуральный оброк в деньгах нового письма, мы должны, очевидно, переводить на курс нового письма и старые денежные повинности. А так как рожь по старому письму стоила 7 денег, а по новому – 10 денег, перевод денег старого письма в деньги нового осуществляется путем введения коэффициента, равного 10/7»[471]. Применение указанного коэффициента в нашем случае дает вполне удовлетворительный результат: 10 денег X 10/7 = 14 денгам.

Берестяные грамоты и проблема происхождения новгородской денежной системы XV в. [472]

Цель настоящего исследования заключается в выяснении возможностей, которые грамоты на бересте предоставляют для изучения сложных процессов развития новгородской денежной системы XIII–XV вв. Существо проблемы состоит в том, что на протяжении указанного периода система денежных единиц Новгорода проделала длительный путь превращений, механизм которых остается совершенно неясным, поскольку базой этих превращений были не красноречивые в руках нумизмата монеты, а неуловленные и – нужно честно признаться – неуловимые существующими средствами источниковедения товаро-деньги. Лишь крайние звенья этого процесса хорошо известны исследователям. В XI–XII вв. новгородцы пользовались запечатленной в Русской Правде общерусской системой денежного счета с подразделением гривны серебра на 4 гривны кун, а гривны кун – на 20 ногат или на 50 кун (резан). Монетная система Новгорода XV в. не имеет видимых точек соприкосновения с системой Русской Правды. Ее главная единица рубль разделяется на 216 денег; 14 денег образуют гривну, а этих последних в рубле содержится даже не целое число: 15 гривен равны 210 денгам, 6 денег составляют непонятный излишек. Нелогичность построения системы денежных единиц в Новгороде XV в. тем более очевидна, что паралельно существующая московская денежная система с подразделением рубля на 10 гривен или на 200 денег может быть относительно легко возведена к древнейшей системе Русской Правды, в которой основная единица (гривна серебра) также делилась на 200 мелких фракций (кун).

Загадка происхождения новгородской денежной системы постоянною привлекала к себе исследователей. Однако нельзя сказать, чтобы их усилия принесли сколько-нибудь заметные плоды. Слишком невелик был исходный материал построений и слишком обширны возможности для замены этого материала произвольными домыслами. Новейшая попытка объяснить происхождение новгородской системы XV в. принадлежит Н. Д. Мец, которая установила совпадение весовой нормы новгородских денег (0.79 г), отличающейся исключительным постоянством на всем протяжении самостоятельной чеканки, с весовой нормой монет Василия Дмитриевича, существовавшей в момент установления новгородского чекана в 1420 г. «Так как известно, по сведениям более поздних источников, – писала Н. Д. Мец, – что рубль новгородский содержал 216 денег, то вес его был 170 г. Нам представляется, что происхождение числа 216 следует выводить именно из числа московских денег, необходимых для составления этого новгородского рубля»