Дьенбьенфу - [29]

- Он человек для мобильной войны, – объяснял Наварр Жиллю, пока они стояли у командного бункера, из которого были слышны писки радиостанции. – Здесь, на этой широкой равнине, идеально подходящей для танков, он сможет осуществить то, для чего рожден – наносить удары в движении! Это ему подойдет куда лучше, чем сидеть, как сейчас, в Тай-Бине, на самом краю дельты!

Де Кастри, поначалу высказывавший скепсис, когда Наварр лично прибыл к нему в Тай-Бинь, чтобы сообщить о новом назначении, отбросил все свои сомнения, как только главком пообещал ему в самом ближайшем будущем две звезды бригадного генерала. 7 декабря 1953 года он, в традиционном красном кепи и с красным шелковым шарфом спаги, ставшими опознавательными знаками этих марокканских наемных войск, прибыл в Дьенбьенфу и принял командование. Помимо своих штабных офицеров он привез и личную секретаршу, по крайней мере, так ее официально представили – мадемуазель Поль Буржад, даму высокого роста, к ухоженной прическе и тщательно подобранному макияжу, которой прекрасно подходил камуфляжный комбинезон.

Кенг-невидимка, который в обличии не замечаемого солдатами калеки почти ежедневно после высадки обозревал происходящее в Дьенбьенфу и каждую ночь посылал сообщения командованию, приказал маленькому радисту Кванг До передать в штаб такое сообщение: «Прибыл новый комендант, в звании полковника. Острое лицо, как у лисы. Имя пока не знаю. Новый комендант привез с собой женщину, француженку, военнослужащую. Последних жителей погнали на рытье траншей. Поселения почти полностью снесены. На восточном краю взлетной полосы строятся боксы для шести самолетов. Общее число оккупантов около шести батальонов, помимо них есть еще артиллерия и водители.

Он получил приказ продолжать наблюдение, но больше не передвигаться внутри самого опорного пункта. Так он остался невидимым для противника, но его глаза видели все, что происходило внизу.

ГОРЫ И ДЖУНГЛИ

В нескольких сотнях метров от первых нор-укрытий, входивших в кольцо обороны Лай-Чау, лежали солдаты Народной армии. Они вели себя тихо. Никто не говорил, не курил, старались даже не кашлять. Предстояла атака. После собраний, на которых партийцы объяснили политическое положение, каждый знал, что Центральный комитет принял план главнокомандующего и назначил день наступления на раннее утро 10 декабря 1953 года.

75-мм орудия уже стояли на позициях. Боеприпасы были под рукой. Союзники-китайцы отправили во Вьетнам захваченные у американцев в Корее безоткатные орудия, идеально подходившие для использования в этой местности. Легкие, с хорошей точностью огня, к тому же их за считанные секунды можно было переместить с одной позиции на другую.

И так давно предусматривавшееся нападение на самую отдаленную базу французов на северо-западе стало еще более важным после захвата ими Дьенбьенфу. Ведь противник намеревался создать между этими двумя базами своего рода заградительный барьер. Этим намерениям нужно было не дать осуществиться. Поэтому планировщики Верховного командования Народной армии не ограничивались лишь подготовкой к штурму Лай-Чау. Они предусматривали и то, как не дать французам шанса в случае сдачи ими Лай-Чау перебросить по тропе Павье какие-то части гарнизона в Дьенбьенфу.

Генерал Коньи, видимо, ожидал атаки, потому что за последние дни, не ожидая согласия Наварра, начал вывозить из Лай-Чау войска. Молниеносно прошла операция по переброске самолетами двух батальонов из Лай-Чау в Дьенбьенфу. Это требовало от Народной армии быстрых действий.

Сначала ряд подразделений был переброшен к контролируемой ими дороге № 41, идущей из Ханоя в Лай-Чау, на которой у Туан-Гиао была развилка на Дьенбьенфу. Дорога теперь была практически перекрыта для противника. Вскоре по ней смогли двигаться транспорты Народной армии. Вдоль тропы Павье Народная армия тоже ускоренно устраивала засады. Разведчики сообщали, что оставшиеся в Лай-Чау французские войска планируют после короткого сопротивления отступить пешим маршем к Дьенбьенфу. Это следовало предотвратить, ведь речь шла о двух полностью укомплектованных батальонах из наемников-таев и около двадцати отдельных рот, в которых частично служили легионеры Иностранного легиона.

Только в 16 км к северу от Дьенбьенфу в узкой котловине, где находился поселок Муонг-Пон, готовился решительный удар по остаткам гарнизона Лай-Чау, еще до атаки на сам опорный пункт. Поселение таев состояло всего из нескольких домиков на сваях, в одном из которых жили один французский жандарм и два профранцузских вьетнамца. Но в статистиках Коньи они гордо именовались «передовым постом в тайском высокогорье», хотя прочее население поселка поддерживало Народную армию.

Мон Са, уже не молодой человек, чинивший в этом поселке кастрюли и точивший ножи, нужные в сезон сбора урожая, когда созревает рис, вечером 9 декабря покинул незаметно поселок, просто исчезнув в высоких кустах за домом. Полчаса он карабкался по тропам, знакомым ему с детства, к скалистому краю оврага. Там у него была договорена встреча с командиром роты Народной армии, знакомым с ним после первых боев в северо-западном высокогорье. Он поприветствовал его, взял предложенную сигарету, выкурил ее и спросил: – Вы придете этой ночью?