День творения - [9]

Дул шумный ветер, под мостом выли электрички – у меня был удобный предлог заставить академика повторить просьбу. «Что? – переспросил я. – Пожалуйста, погромче». – «Представьте меня вашему Верещагину!» – крикнул Верещагин.

11

Впервые порог университета Верещагин переступил учась еще в девятом классе. За несколько месяцев до этого очень важного в жизни нашего героя события во всех школах появились объявления, извещавшие о том, что в стране проводится Всесоюзная заочная научно-техническая конференция школьников. Юным энтузиастам науки и техники предлагалось посылать по указанному адресу свои научные и технические сочинения.

Двоечник Верещагин, прочитав объявление, написал объемистый реферат, который озаглавил кратко и безыскусно, как в старину: «Об алмазах». В первой части своей работы он изложил общие сведения по теории кристаллов, во второй – все, что знал о драгоценных камнях вообще и об алмазах в частности, в третьей – высказал мысль о том, что не только вселенная целиком представляет собой хорошо отграненный кристалл, но и отдельные ее части тоже, так, например, моря, горы, растения, звери – все это кристаллы, и даже он, автор данного научного сочинения, тоже кристалл, не хуже других.

В четвертой части реферата Верещагин дал продуманные рекомендации, как надо вести себя людям, чтоб оправдать высокое звание кристаллов, и закончил свою работу совсем уж скандальным утверждением, будто все человеческие мысли тоже кристаллы, отличающиеся друг от друга величиной, формой, цветом, а также способностью или неспособностью растворяться в воде.

Он переписал реферат печатными буквами в школьные тетрадки, отослал по указанному столичному адресу и стал ждать вызова в Академию наук или куда-нибудь похлеще.

Но вместо вызова пришло короткое письмо, напечатанное на машинке и подписанное неизвестной личностью с титулом «консультант». Этот консультант сообщал, что работа школьника Верещагина изобилует фактическими ошибками, сводящими на нет ее научную ценность. Так, например, в первой главе об углероде сказано, что он и чинится при температуре в шестьдесят пять градусов, тогда как действительная температура плавления углерода шесть тысяч пятьсот семьдесят два градуса. Кроме того, слово «кристалл» в двух случаях написано с одним «л», а это непростительная ошибка для юноши, учащегося в девятом классе. Ну, а самая большая, можно сказать даже вопиющая, неточность допущена в главе, где человечеству даются рекомендации, как вести себя достойно. Здесь сказано, что в кубическом сантиметре кристаллического фосфора «содержится девять трилионов атомов», тогда как, во-первых, надо писать «триллионов», то есть опять не удвоена буква «л», а во-вторых, – с точки зрении физики это даже во-первых, – в одном кубическом сантиметре кристаллического фосфора содержится не девять триллионов атомов, а девять миллиардов триллионов атомов. «Вы ошиблись ровно в миллиард раз!!!» – восклицал консультант.

Этот день и час – важная веха в жизни Верещагина. Прежде ему как-то нигде не случалось видеть три восклицательных знака сразу – вместе, единым строем. Невиданное это множество внезапно потрясло его и унизило. Он наивно полагал – в полном, между прочим, соответствии с правилами школьной грамматики, – что восклицательный знак означает всего лишь усиление громкости к концу предложения, а тут вдруг почувствовал совсем другой его смысл и значение… Он увидел вдруг, что восклицательный знак – это нарисованная дубинка, тяжелая палица первобытного дикаря, зафиксированная письменностью в обеих проекциях.

Другими словами, он впервые понял, какая это подлая, грозная и беспощадная штука – восклицательный знак. Он – всегда оружие в руках говорящего и всегда направлен против того, к кому обращен. Даже в самых льстивых фразах: «Ах, как вы прекрасны!», например, или: «Ах, как вы умны!», он – средство нападения, воинственный клич, победный возглас, беспощадный удар, хамское торжество…

На всю жизнь был уязвлен Верещагин самодовольным превосходством обращенного к нему восклицания, даже через десятилетия, встречая в различных текстах эту нарисованную в двух проекциях дубинку, он ежился, будто его ею – по голове, и с детским страхом вспоминал ужасную фразу: «Вы ошиблись ровно в миллиард раз!!!»

Будто в миллиард можно ошибиться ровно.

Будто вообще можно ошибиться ровно.

Да и не ошибка то была вовсе, а описка, – всю свою жизнь Верещагин не умел считать нули и буквы, описываться было в его характере, автор просит читателей правильно понять данное слово. И всегда его за это – по голове – люди, жизнь, женщины.

12

Письмо за подписью «консультант» Верещагин сжег в тот же день, предварительно разорвав на тысячу мелких кусочков, что, кстати, не облегчило, а, наоборот, затруднило последующее сожжение: мелкие кусочки, когда их много, горят хуже, чем один большой тонкий листок. Свершая это аутодафе, он был уверен, что оставит крест на своей первой неудачной попытке войти в науку, но, пик говорится, человек только полагает, а располагает Бог, – через несколько дней Верещагин вдруг получил еще одно письмо, на этот раз с грифом местного университета, написанное от руки с такой корявостью, которой позавидовали бы ассиро-вавилонские каллиграфы, однако подпись была выведена очень разборчиво, печатными буквами: «Профессор Красильников».