День Суркова - [14]

Три фары вынырнули из темноты, и, гремя вагонами, к перрону подошёл электропоезд, с зияющими тёмными проёмами окон и дверей. На облезлых стенах вагонов чёрной краской были набрызганы разномастные буквы из латиницы и кириллицы. С большой долей грамматических ошибок сообщалось: «Здесь был черт Лютый», «Дьявол — дурак», «На Котловой открылась пивная», «Гастроли группы «Квин» с завтрашней ночи и вечность».

— Тебе куда? — спросил Сурков.

— До «Лифтовой», затем на тысяча двенадцатый уровень. Ад семьсот два.

— Это рядом, — заверил Сурков. — Он скользнул в дверной проём, и, взявшись за поручень, стал внимательно изучать то, что напоминало карту-схему. Она была аккуратно нацарапана гвоздём или другим острым предметом, но, несмотря на примитивный уровень исполнения, содержала чёткие линии, схемы переходов и названия станций все на том же смешанном языке латинскими и русскими буквами.

— Осторожно, двери закрываются, — объявил неизвестный машинист. — Следующая станция «Геенна огненная».

Поезд резко дёрнулся и помчался в туннель. В вагоне стало совсем темно.

— Что значит «двери закрываются»? — пытался перекричать шум колёс Билый.

— А, — махнул рукой Сурков, — не обращай внимания.

— Так, что ты мне посоветуешь?

— Не ссы никого, — уверенно сказал Сурков.

— И все?

— Все! Хуже тебе уже не будет. Пойми, что самое страшное произошло.

Сурков не видел лица Билого, но мог поклясться, что он сейчас плачет, как несправедливо обиженный ребёнок шмыгает носом и растирает кулаками слезы.

Прошло достаточно много времени, прежде чем за проёмами окон колыхнулся первый отсвет, и поезд вылетел на станцию.

— Уважаемые черти и гости Ада, — сообщил машинист, — выходя, не забывайте свои вещи в вагоне.

Сурков поискал глазами Билого, но в вагоне находились только негры. Лежавший на полу серый скоросшиватель, наводил на мысль, которая казалась Суркову ужасной и забавной одновременно.

* * *

— Грешник Сурков, вы ехали в противоположную сторону, — высокий негр неторопливо перелистывал скоросшиватель.

— Извините, я здесь впервые.

— Ваш штрафной талон был оторван.

— Ехавший со мной грешник выпрыгнул с поезда.

— Это не оправдательная причина.

— Я понимаю.

— Вижу, что вы не совсем понимаете. Мне придётся наказать вас.

— Каким образом? — Сурков чувствовал, что спрятанный в ботинок «Паркер» вот-вот перепрыгнет в руки негра, и видел в этом вполне логичный ход событий. Но расставаться с авторучкой, которую по каким-то причинам до сих пор не отобрали, чертовски не хотелось.

— Я накажу вас, и наказание не покажется маленьким.

— А может, договоримся?

— Что вы можете предложить?

— Гол как сокол, — сообщил Сурков, подняв руки.

— Как угодно, — согласился негр. — Я мог бы не отправлять вас на наказание сегодня, до конца смены осталось сорок минут, но раз вы упрямитесь.

Он сообщил, коллеге, что грешник Сурков направляется на наказания. После чего другой негр препроводил Суркова в помещение раздевалки с высокими металлическими шкафчиками вдоль стен. Раздевалка ничем не отличалась от своего аналога в какой-нибудь авторемонтной мастерской, там также пахло гарью и промасленной спецовкой. Сурков даже покрутил головой в поисках плаката по технике безопасности и тут же его нашёл. На серой картонке, очевидно, угольным стержнем было выведено:

«Otvetstveнный za poжar — chert Вялый».

— Весело у вас, — попытался пошутить Сурков.

— Советую раздеться.

— Зачем? — изумился Сурков.

— Просто советую.

В словах негра не было ни издёвки, ни угрозы, ни сарказма. Он сказал это так, как говорят избитую тысячелетиями фразу, и Суркову это не понравилось ещё больше. Он снял с себя спецовку и повесил в свободный шкафчик с нацарапанным номером тринадцать.

— Пошли, — скомандовал негр.

Сурков подумал, что негр не такой уж здоровый, и при желании он мог бы поспорить с ним в рукопашной схватке.

— Негров здесь нет, — сообщил негр.

— Как? — удивился Сурков.

— Так вот. Меня зовут черт Вялый, тот, кто вас отправил на наказания — черт Паркер, вы ему не отдали одноимённую авторучку, которую спрятали в ботинок, теперь он вас будет опекать.

— Ни хрена себе, — не сдержался Сурков. — Так вы тот самый ответственный за пожар?

— Советую думать потише, — сказал Вялый и открыл железную корабельную дверь, за которой оказался большой зал с низким потолком.

Сурков невольно остановился, его челюсть безнадёжно отвисла, а колени подогнулись. Насколько он мог видеть, свободное пространство занимали низкие печи и жаровни, на которых сквозь красные отблески огней виднелись огромные ёмкости и сковородки. Вокруг них деловито расхаживали черти, некоторые из которых были вооружены трезубцами. Они помешивали своим орудием ужасное варево, состоящее из смеси масла и грешников. Масло было таким густым, что невозможно было понять, где кончается и начинается грешник. Бесформенные кляксообразные тела вздымались над поверхностью и тут же исчезали в бурлящем месиве. Время от времени один из грешников пытался выбраться из котла, за что тут же получал оплеуху трезубцем и сваливался обратно. Зрелище на сковороде было ещё отвратительнее. Абсолютно голое тело извивалось на промасленном противне. Покрытые румяной корочкой ягодицы мелькали в сумасшедшем ритме, припадая к промокшей сковороде, взвивались с новой силой, от них шёл густой серый пар.