День Суркова - [11]

— Наконец!

На тыльной стороне был приклеен белый прямоугольник плёнки с рядом цифр и надписью на латинице. Только язык не понятен, не английский — это точно. Сурков водрузил стул на место и посмотрел на присутствующих.

«Раз здесь есть учёт, значит, и жизнь должна быть», — подумал он.

Тем временем очередь немного продвинулась, и Сурков перенёс стул на несколько шагов вперёд, чтобы не упустить из виду старичка в клетчатой рубашке.

— Зачем стоим молодёжь? — как можно бодрее спросил Сурков.

Старичок в клетчатой рубашке улыбнулся, но как-то нехорошо, как-то совсем не по-русски.

— На суд, — сказал он с акцентом.

— А кого судят? — Сурков сделал удивлённые глаза.

— Нас.

— А-а-а, — наконец сообразил Сурков. — А где здесь выход?

— Там и выход, — показал старичок на спину впередистоящего.

— Ладно, — сказал Сурков, кивая стоявшему сзади, — я пойду перекушу, если моя очередь пройдёт, вы заходите.

— Не пройдёт, — уверенно заявил мужчина.

— Тем лучше.

Сурков бодро зашагал по голубому коридору, тихо повторяя:

— Дурдом, дурдом.

Вскоре оказалось, что он находится в большом дурдоме с большим количеством больных и очень длинным голубым коридором, а успевших занять за ним очередь, нашлось так много, что на шутку это совсем не походило. Сурков попытался представить среднюю зарплату статиста, умножая на среднее количество актёров на километр, но после того, как покрыл внешний долг Аргентины, занервничал. Теперь он внимательнее рассматривал стоящих. Сначала Суркову не терпелось отыскать знакомое лицо, но оказалось, что и одежда весьма заслуживает внимания. Несмотря на то, что сам он был одет в смокинг, присутствие в очереди военных, шахтёров, пожарных и даже тореадора, выглядело несколько натянуто. В большинстве своём это были люди пожилого и среднего возраста, но иногда попадались молодые и очень молодые люди. Полицейскими коридор просто кишил, но ни разу Сурков не встретил милиционера. Когда же в коридоре замаячила синяя фуражка, Сурков чуть не подпрыгнул от радости.

— Здорово браток.

— Какой я тебе браток, — возмутился сержант.

— Извините товарищ сержант.

— Тамбовский волк тебе товарищ.

— А-а. — глупо растянул Сурков.

— Иди. Иди отсюда, родной, — милиционер нагло похлопал Суркова по заду.

— Но, — опешил Сурков.

— Неужели я тебе при жизни не надоел?

— При жизни?

— Что не водитель? — не поверил милиционер.

— Нет.

— Эка тебя угораздило, — сержант, напустил в голос сочувствия.

— Какой водитель? При какой жизни? Мент! — неожиданно для себя выкрикнул Сурков.

Сержант, словно ждавший этой реплики довольно расхохотался.

— Играет, — понял Сурков.

Он пошёл дальше, но уже не бодро, а неторопливым шагом как на прогулке.

Прошло не менее четырёх часов после того, как он отправился искать выход, а конца и края этого заведения не предвиделось. Ещё через час Сурков собирался сесть на голубой пол, чтобы отдохнуть, но как только выбрал для этого место, наконец увидел конец очереди, увидел, как в её хвосте люди на ломаном русском спрашивают последнего и встают друг другу в затылок. Сурков быстро миновал крайнего и побежал в том направлении, где голубые стены сходились в одну точку.

* * *

Временами ему казалось, что он слышит звуки, ломаный русский, далёкие шаги и тихое пение. Иногда Сурков уставал и садился, прислоняясь спиной к голубой стене. Он не мог точно сказать, спал ли он. Но однажды, открыв глаза, понял, что не помнит, в какую сторону шёл. Это повторялось несколько раз, и, окончательно потеряв представление о времени и направлении, Сурков брёл без энтузиазма, переставляя ноги. Скорее всего, прошло несколько дней, прежде чем ему в голову пришла замечательная идея — отдыхать на полу головой по направлению движения. Сурков клял себя за то, что не додумался до этого раньше. Теперь он мог быть уверен только в одном: если коридор когда-то закончится, то он узнает об этом первым. Сурков проводил по подбородку ладонью и удивлялся тому, что борода не растёт, забывал об этом, проводил снова и удивлялся вновь. Некоторое время Сурков забавлялся тем, что писал неприличные фразы на голубых стенах, но вскоре «Паркер» не захотел писать без наклона, а водить золотым пером по ворсистому полу было невмоготу от скрипа волокон. Он пытался кричать и петь, разговаривал и бился головой о стену, но это ни к чему не приводило.

Когда Сурков вновь увидел очередь, его это не огорчило.

«Разберусь с ублюдком», — подумал он и направился вдоль цепочки людей.

— Кюда биз отиди? — спросил вьетнамец.

Сурков мог поклясться, что это вьетнамец и то, что акцент у него вьетнамский.

— Пошёл вон, косоглазый, — сквозь зубы процедил Сурков.

— Я никута не поду, и ты тезе.

— Пусть идёт, — приказал здоровенный детина со сломанным носом.

Сурков подумал, что одного удара этого качка хватило бы и Суркову, и трём вьетнамцам. Решив не тратить времени на разговоры, он быстрым шагом пошёл вперёд. Путь предстоял не близкий, и Сурков всячески подзадоривал себя мыслями о том, как он выведет на чистую воду урода, ответственного за все это безобразие.

Несколько часов спустя, Сурков обменялся взглядом с сержантом милиции, который спокойно разговаривал с соседом.