День Шестой - [20]

- Угу.

Тропинку к гостинице мне преградил высокий худой парень. Он переступал с ноги на ногу и шмыгал носом.

- Извините, вы Белов?

- Я. Тебе чего? - Я не очень-то был расположен к разговорам.

- Вы просили найти возле подъемника... Я - Гном.

- А-а-а... - Я протянул ему руку. - Привет, ангел-хранитель. И не выкай мне, я еще не дедушка.

Парень смутился еще больше.

- С меня угощенье, - сказал я. - Пошли, тут недалеко.

- А это у вас... у тебя "Фора"? - он разглядел логотип на рюкзаке.

- "Фора". - Я подтолкнул его по направлению к гостинице.

- "Центурион"?

- Нет, "Консул". - Глаза у него широко открылись. - К тому же мокрый вдрызг, пролежал полдня в сугробе. Надо бы переложить, а одному неохота. Поможешь?

- Не вопрос! - Он повеселел. - А какой площади?

Мы топали в гостиницу, я расспрашивал его, отвлекаясь от своих мыслей. Крыло мы расстелили в холле, пока оно сохло - пили коньяк и закусывали "сникерсами" из подвески. Отдыхающие, бродящие от бильярдной к лифтам и обратно, обходили крыло, поглядывали с интересом. Мы долго болтали об "Эделях" и "Градиентах", о полярах* и о погоде, потом сложили просохшее крыло. Володя (так звали Гнома на самом деле) благоговейно разглаживал каждую нервюру. Я еле уговорил его взять на память пару карабинов, дал свой адрес и телефон и связал его страшной клятвой обязательно позвонить.

Потом я обошел тех, с кем хотел попрощаться, едва не застрял у Фарида. Моему решению уехать он не очень удивился, заявил, что покажет мне хвост в следующий раз. Я заглянул и к спасателям и с удовольствием узнал, что все летающие - ненормальные, что нас надо привязывать к постелям, что сегодняшняя барышня, едва оклемавшись и получив ударную дозу антибиотиков, выпросила костыли и смылась в неизвестном направлении; что ухажер ее достал всех расспросами о ее местонахождении и обвинениями персонала в халатности и что они, спасатели, не далее как утром разыщут ее (а они это умеют) даже под землей, прикуют кандалами и устроят образцово-показательное лечение с гипсом на все тело, клизмами и уколами от бешенства.

Пришлось оправдываться и уверять, что к данному происшествию никакого отношения не имею, что я снимаю барышень с деревьев, но не похищаю их с больничных коек.

Мужики немного остыли; спасатель, с которым мы поменялись ножами, осмотрел мое плечо - после приключений на дереве оно здорово ныло. Плечо вправили и стянули бинтом. Я поблагодарил, как умел, меня в ответ угостили, в ответ на мое предложение прокатить на параплане вежливо покрутили пальцем у виска - в общем, расстались друзьями.

В гостиницу я вернулся за полночь, для очистки совести обшарил закоулки номера в поисках беглянки и принял ледяной душ. Утром ждет дорога, крыло просушено и уложено. Небо радушно приняло меня, вроде бы на душе должно быть спокойно... А куда она, интересно, сбежала?

Я завел будильник на пять утра и повалился в кровать, заснув еще в падении.

День шестой

Я проснулся сразу. Наскоро умылся, собрал пожитки и сложил их в рюкзак, к крылу. "Консул" на ощупь был сухим и слегка похрустывал.

Кляня себя за слабость, закурил - сколько раз обещал себе не браться за сигарету до завтрака, так нет же, слаб в коленках. Ладно, выпью кофе по дороге.

Взвалил на плечи рюкзак, еще раз оглядел все, выключил свет и захлопнул за собой дверь номера. Внизу сдал ключи заспанной дежурной, поблагодарил за гостеприимство и вышел на улицу. День в поселке не заканчивается до утра где-то орал магнитофон, из распахнутых окон на третьем этаже доносились голоса.

Было еще совсем темно. В горах утро наступает неожиданно, словно поворачивают выключатель. Ветра почти не было, в безоблачном небе догорали звезды. Пожелав погоды тем, кто сегодня должен был лететь, я пошел к машине.

Обошел Лизавету кругом, провел рукой по крылу и открыл дверь на заднее сиденье, чтобы положить туда рюкзак.

На сиденье спала Татьяна. Положив под голову кулачок, неловко вытянув перевязанную ногу. Костыли лежали на полу. Она не переоделась, была все в том же окровавленном комбинезоне.

Понятно, почему никто не мог ее найти. Никому и в голову не пришло бы искать ее у меня в машине. Она знала, что задняя правая дверь не закрывается как следует и, если хитрым образом нажать на ручку, можно попасть внутрь без проблем.

Я тихонько прикрыл дверь, размышляя - не в багажник же класть крыло. Обошел Лизавету сзади, открыл водительскую дверь, стараясь не шуметь, уселся и поставил рюкзак на переднее пассажирское сиденье. Машина качнулась, сиденье скрипнуло. Татьяна шевельнулась во сне, чмокнула губами и пробормотала:

- Санечка...

Я замер.

Выждал минуту, прикрыл за собой дверь, достал сигарету и чиркнул зажигалкой. Она проснулась сразу, рывком села на сиденье. Неосторожное движение отозвалось болью; она закусила губу.

Я курил, глядя в ее глаза в отражении салонного зеркала. Фонари на улице еще горели; ее щека, обращенная к свету, казалась белой как мел. В глазах дрожали слезы. она подняла руку, чтобы поправить волосы, но не закончила движение, с усилием глотнула и спросила:

- Скажи, Белов, я настоящая стерва, да?