Она ответила, назвала свою фамилию и номер телефона. Сердце чуть не выпрыгнуло у меня из груди.
— Алло! Стелла? Это Артур… Можно мне зайти к тебе? У меня неприятности.
Она опять назвала фамилию и номер. Я понял, что говорю впустую, потому что забыл нажать кнопку. И тут я от растерянности нажал не ту кнопку, аппарат выбросил назад мои деньги, а ее голос замолк. Я начал все сначала.
— Ах! — сказала она и сразу спросила: — Это ты звонил несколько минут назад?
— Да, я нажал не ту кнопку.
— Ты меня напугал — знаешь, страшно становится, когда тебе позвонят, а потом молчат, и ты будто с пустотой разговариваешь… У меня от этого мурашки по коже бегают.
— Прости, Стелла, — сказал я смиренно и повторил свой вопрос, на этот раз зная, что она меня слышит и рада моему звонку. Она молчала. — Я только хотел поговорить с тобой.
— Полли дома, — сказала она.
Теперь уже молчал я. Потом сказал:
— Мне бы на час, не больше. — Я в самом деле только этого и хотел: согреться хоть немного, а там будь что будет.
— Мне трудно отказать тебе, — сказала она. — Ни за что на свете я не могу тебя прогнать. Знаешь, какой сегодня день?
Я вспомнил, как из зеркала на меня глянуло грязное, вымазанное угольной пылью лицо, и теперь, соображая, какой же сегодня день, подумал, что могу спокойно сесть в автобус или в трамвай — меня примут за рабочего, возвращающегося с ночной смены.
— Сегодня пятница, Стелла, — сказал я.
— Страстная пятница.
— Ах, да, я позабыл — страстная пятница.
— В любой другой день… Я давно все выбросила из головы, но иногда поневоле вспомнишь. Ты еще мальчик, не понимаешь, да и ни одному мужчине не понять, что это значит для женщины. Я не хочу, чтобы эта пытка началась снова…
— Слушай, Стелла, у меня неприятности. Я просто хочу поговорить с тобой, вот и все.
— Дай слово, что придешь только поговорить.
— Я даже не притронусь к тебе.
Но я знал, что это пустые слова. Если я приду, она не удержится, разве только сначала примет меня холодно. Я знал, как к ней подкатиться, и был уверен, что разговором дело не кончится. Я твердил себе, что человек, который ночевал под открытым небом, заслужил теплую постель и женскую ласку. И еще я твердил себе, что полгода — долгий срок и сегодня настало время. Я жаждал утешения и знал, где его найти.
— Ну ладно, приходи, — сказала она. — Когда тебя ждать, Артур?
Голос ее дрогнул.
— Ровно через полчаса, — сказал я и повесил трубку.
Я не опоздал. Меньше чем через полчаса я позвонил у ее двери.
— Входи, — сказала она. — О господи… Что случилось?
— Я приехал к тебе на угольной платформе, — бодро сказал я.
— У тебя такой вид, как в тот день, когда я увидела тебя в первый раз.
Я отстранил ее, думая только об одном — о теплом камине.
— Я устал, мне тошно. Я ночевал под открытым небом, велосипед украли, прошел пешком много миль, тащился вброд по реке…
Ах, этот милый пылающий камин! Я не мог на него сесть и поэтому прильнул к нему и стал его гладить.
— Где ты ночевал? — спросила она быстро.
— В развалинах старого дома с каким-то бродягой, у которого самый здоровенный нос в округе.
— Ты убежал из дому?
Я сел на приступку у камина, прижавшись спиной к решетке, и разулся. Потом пересел на пуф и стал греть ноги, нисколько не стесняясь следов грязной речной воды и черной каймы под ногтями. Она пододвинула к огню кушетку.
— Вот, садись поудобнее.
И от ее участия все вдруг стало легко и просто; нянька всегда останется нянькой, мать — матерью, а женщина — женщиной.
— Какой ты грязный! Отчего же ты убежал?
— Неприятности были.
И я рассказал ей про драку, про убийство Милдред, но умолчал про свою проделку на стройплощадке — не знал, как она на это посмотрит.
Я все еще надеялся, что убийство мне только приснилось.
— Про это было в вечерних газетах, — сказала она. — Какой ужас, наверно, этот убийца сумасшедший. А ты с его братом… Какой кошмар!
Мы еще долго говорили об этом. В газетах ничего не было про драку с Миком, так что это дело вроде бы уладилось; конечно, может, он в больнице, сотрясение мозга схлопотал, но, к счастью, жив.
— Ты легко поддаешься дурному влиянию, Артур, — сказала Стелла. — Не надо было тебе идти с этим мальчишкой. А теперь лучше всего сходить в полицию и все рассказать. — Я не стал с ней спорить и кивнул. — Тебе ведь бояться нечего. Ну, а пока нужно принять ванну. Сейчас я напущу воды.
— Да, поскорей ванну и чего-нибудь поесть, я со вчерашнего вечера не ел по-человечески.
— Бедняжка! — сказала она. — Сейчас я чай подогрею.
Она пустила воду в ванной, побежала на кухню, поставила чайник и через минуту вернулась с подносом. Я знал, что чайник уже во второй раз кипел, но все равно чай был замечательный, крепкий, как я люблю, — она знала это, — две ложки сахару и густые сливки. Я взял чашку обеими руками, предвкушая тепло и аромат, которые сейчас вольются в меня, а когда она наклонилась, ставя передо мной чашку, я увидел ложбинку у нее на груди. Потом она опять убежала наверх.
— Я подогрела тебе два полотенца, они на вешалке, — сказала она. — Старайся не очень брызгать… Что тебе приготовить на ужин?
— Яичницу с ветчиной, — сказал я и засмеялся. — Я мечтал о ней все время по дороге сюда, и мне не хотелось бы себя обманывать.
