День сардины - [17]

Шрифт
Интервал

3

Но если я и был щенком, то, во всяком случае, не в домашних делах. Моя старуха с Гарри не могли пожениться, потому что никто не знал, куда смылся мой старик; ее мучила совесть, и я сообразил, что могу этим пользоваться. При всяком случае я ее шпынял. И убеждал себя, будто из-за моего старика, но только это смех один. Он был для меня пустым местом, и, думая о нем, я только злился, и к тому же не на шутку. Нет, за всем этим стоял я сам. Я с большой буквы.

Но она все терпела и даже решилась ради меня помириться с дядей Джорджем — старый болтун Джордж, раздутый от важности, был великий мастер капать на мозги. Для нее, с ее характером, это была жертва. Она вошла, стягивая перчатки, готовая к бою, чувствуя и разделяя мою смертельную ненависть к этому человеку.

— Знаю я, что ты сейчас скажешь, и чего он потребует, тоже знаю не хуже твоего. Но эти твои прыжки с одной работы на другую у меня вот где сидят, дальше уж некуда, так что изволь пойти со мной, а гордость в карман спрячь.

— Я устрою его к нам на фабрику, — сказал Гарри.

— Многого он там достигнет!

— Заработает не меньше и никому не будет обязан.

— Вот еще — сардины! Да знаешь ли ты, кем он может стать, если будет держаться дяди Джорджа? Коммунальным инженером!

— Ну ладно, дело твое. А только будь у меня сын, я не захотел бы…

— Но он тебе не сын, так что помалкивай, — сказала она.

* * *

Великий паша пожирал ужин и пожирал глазами танцовщиц на экране телевизора.

— Садитесь, — повелел он.

— Садитесь же! — эхом повторила тетя Мэри.

Квартира обставлена была с таким расчетом, чтобы ослепить великолепием: кухня, она же столовая, телевизор, радиола, стиральная машина, электрический чайник, кухонный шкаф, плита и холодильник. Кроме того, стол, четыре стула да еще мебельный гарнитур из трех предметов, тут же латунное ведерко для угля, подставка для кочерги и каминных щипцов. На стенах — два здоровенных зеркала, на которых намалеваны олени, пьющие из озера, портрет папаши и мамаши дяди Джорджа и две цветные фотографии самого дяди Джорджа; на одной он с цепью — символом власти мэра, на другой — в рабочей обстановке — вы только подумайте! — стоит внутри одной из тех цементных канализационных труб, с которыми мне предстояло свести близкое знакомство, когда я буду под его руководством карьеру делать.

— Хорошая сегодня погода, — сказала моя старуха.

— Тсс! — шикнула на нее тетя Мэри. — Он смотрит телевизор.

Ей незачем было добавлять, что к тому же он наворачивает фунтов четырнадцать жареной картошки и полфунта свинины да еще яичницу из двух яиц. С одного боку от него стояло масло, с другого — хлеб, посреди стола — большая банка с маринованными луковицами. Он не сводил глаз с экрана — сразу видать любителя — и каждую секунду поддевал на вилку луковицу, что называется, «добавлял по вкусу».

Один раз он сказал:

— Мэри, ты плохо поджарила картошку.

— Но я старалась поджарить, как всегда.

Он что-то буркнул. И больше ни слова не было сказано, покуда девицы не исчезли с экрана. А когда он хотел еще чашку чаю, то делал вот что — если, конечно, вас это интересует: стучал ложечкой по блюдцу, покуда жена не прибегала сломя голову. Не удивительно, что она была такая тощая и жалкая. Под конец он похлопал себя по животу, рыгнул раз-другой и неприязненно посмотрел на меня.

— Ну-с, значит, ты пришел, — изрек он.

Я и бровью не повел, но видел, что мою старуху чуть не стошнило.

— Пришел, дядя Джордж, — сказал я смиренно.

— Ну, если у тебя голова не набита всякими глупостями, мы с тобой поладим, — сказал он. — Дорожи местом, делай что тебе велят, бери с меня пример, и, как знать, быть может, ты многого достигнешь.

— И будь уверен, не прогадаешь, — сказала тетя Мэри. — Дядя своими силами выбился… начальник на участке, большой человек в лейбористской партии, был судьей и даже мэром…

— Много соли пришлось съесть, — сказал дядя Джордж. — Но все, что у меня есть, я получил по заслугам. Да, по заслугам, мой мальчик; никогда дядя Джордж не шел кривыми путями, не лизал пятки, не искал протекции. Заслуги, только заслуги. И здравый смысл. Я вот и в жилищном комитете то же самое говорил — это проще, чем канализацию проложить: надо только не перекосить трубы, укладывать по отвесу и делать дело.

— Ты заслужил уважение, — с трудом выдавила из себя моя старуха.

— Да-да, меня уважают, очень даже уважают, — сказал он. — Я знавал самых высокопоставленных людей, но всегда брал только своими заслугами и достоинствами. Джордж всегда был честен. Я вам не рассказывал, что сказал мне один раз Эрни Бевин? Он сказал: «Я сразу приметил тебя с трибуны, приятель, — у тебя честное лицо, и ставлю фунт против пенни, что ты честный Джордж с берегов Тайна». Ну, что вы на это скажете, а? Правильно рассудил, как по-вашему? Ей же богу, сразу видно, что это был за человек.

— А кто он был, этот Эрни Бевин? — спросил я.

— Как, ты никогда не слышал об Эрни Бевине? Генеральном секретаре союза докеров? Да это величайший из лейбористских лидеров всех времен — человек, который сделал для победы над немцами больше Черчилля! Вот вам, пожалуйста, нынешняя молодежь… Мы спину гнули, не щадили себя, а они спрашивают, кто такой Эрни Бевин…


Еще от автора Сид Чаплин
Морская роза

Известный английский писатель рассказывает о жизни шахтеров графства Дарем – угольного края Великобритании. Рисунки Нормана Корниша, сделанные с натуры, дополняют рассказы.


Бродяга

Известный английский писатель рассказывает о жизни шахтеров графства Дарем – угольного края Великобритании. Рисунки Нормана Корниша, сделанные с натуры, дополняют рассказы.


Диплом спасателя

Известный английский писатель рассказывает о жизни шахтеров графства Дарем – угольного края Великобритании. Рисунки Нормана Корниша, сделанные с натуры, дополняют рассказы.


Медная пушка

Известный английский писатель рассказывает о жизни шахтеров графства Дарем – угольного края Великобритании. Рисунки Нормана Корниша, сделанные с натуры, дополняют рассказы.


Вечная память Лэмберту

Известный английский писатель рассказывает о жизни шахтеров графства Дарем – угольного края Великобритании. Рисунки Нормана Корниша, сделанные с натуры, дополняют рассказы.


Гордость павлина

Известный английский писатель рассказывает о жизни шахтеров графства Дарем – угольного края Великобритании. Рисунки Нормана Корниша, сделанные с натуры, дополняют рассказы.


Рекомендуем почитать
Каждый охотник

Двадцать девять текстов. Одна повесть, двадцать семь рассказов и миниатюр, одно стихотворение. Откровенно и больно. О вымышленном и настоящем.


Вес в этом мире

Испанский прозаик Хосе-Мария Гельбенсу родился в 1944 году, учился в иезуитском колледже, затем изучал в университете менеджмент и право. В 1964 году покинул университет в знак протеста против царившей в нем системы обучения. Работал в газетах и литературных журналах, был содиректором влиятельного киноклуба. В 1968 году его первая книга — роман «Ртуть» — вышла в финал популярного литературного конкурса. Занимал высокие посты в издательствах «Таурус» и «Альфагуара», а с 1988 года занимается исключительно литературой.


Купить зимнее время в Цфате

В рассказах Орциона Бартана пульсирует страстная, горячая кровь Тель-Авива.Их персонажи любят, страдают, совершают, зачастую, поступки, не вяжущиеся с обычной житейской логикой. Таков Тель-Авив и его жители, увиденные писателем.Они – живут рядом с нами, возможно – в каждом из нас. Нужно только вглядеться, как это сделал писатель.Написанные на необычайно емком, образном иврите, рассказы Бартана на первый взгляд сложны для воссоздания на русском языке. Но переводчику удалось передать колорит ивритской прозы, сохранив непредсказуемо-яркие внутренние сюжеты, таящиеся под внешне бытовой канвой событий.


Взлетают голуби

Роман швейцарской писательницы Мелинды Надь Абони – сенсация европейской литературы последних лет. В 2010 году он стал Книгой года сначала в Германии, а затем и в Швейцарии. В романе показано столкновение двух цивилизаций, провинциального (балканского) и европейского мировоззрений. Ностальгия и неприятие, недоумение и умиление, философия и жизненные мелочи – все смешалось в этом увлекательном и живом повествовании, исполненном любви к покинутой родине и осторожной благодарности к новообретенной.


Приключения стиральной машинки

«Метроном сухо отстукивал ритм. Раз, два, три, четыре, раз два, три, четыре. Голова раскалывалась. Я решила — надо прекращать этот кошмар. Встала из-за рояля и поплелась на кухню — принять таблетку от головной боли. Черт побери! Завтра репетиция, а я совсем расклеилась. Эта проклятая простуда совершенно не дает мне работать!Я работаю музыкантом. Слово «работаю» не совсем подходит для моей профессии. Но я не знаю, как сказать по-другому.Я обожаю музыку. И через месяц у меня важный концерт. У меня много концертов, но этот — особенный — я впервые буду играть со знаменитым оркестром в одном из самых лучших залов.


Как жить с французом

Сен-Тропе, Ницца, Париж и молодой интересный француз — что может быть романтичней? Но, увы, не одним запахом круассанов и не переливами аккордеона наполнена жизнь обладателей острого галльского ума. И русская девушка Даша делает для себя множество открытий. Почему французы не платят за даму в ресторане? Как они живут в квартирах без отопления и с ванной размером в шкаф? Почему они не знают, кто такой Делакруа и избегают купюр в 500 евро? Впрочем, загадка русской души для них тоже не поддается объяснению.