День саранчи - [103]

Шрифт
Интервал

Это была классическая ошибка, подумал Тод, не хуже наполеоновской. В тот раз она произошла по другой причине. Император приказал кирасирам штурмовать Мон-Сен-Жан, не зная, что у подножия скрыт глубокий ров, ставший ловушкой для его тяжелой кавалерии. Это было несчастьем для Франции, началом конца.

На этот раз та же ошибка привела к другому исходу. Ватерлоо, вместо того чтобы стать концом Великой Армии, закончилась вничью. Ни та, ни другая сторона не одержала победы, и завтра надо было сражаться сызнова. Большие потери, однако, понесла страховая компания, которой предстояло возместить ущерб работникам. Мужчина в клетчатой кепке был отправлен м-ром Гротенстайном на живодерню, как некогда Бонапарт на Святую Елену.

Когда передние ряды тяжелой дивизии Мило двинулись вверх по склону, холм рухнул. Шум был ужасающий. Визжали в муках гвозди, выдираемые из балок. Звук рвущегося холста подобен был плачу младенцев. Рейки и планки хрустели, как хрупкие кости. Холм сложился целиком, словно исполинский зонтик, и накрыл наполеоновскую армию раскрашенным холстом.

Она обратилась в бегство. Герои Березины, Лейпцига и Аустерлица удирали, как школьники, разбившие стекло.

— «Save qui peut!»[63] — кричали они, а вернее: «Мотай!»

Армия англичан и союзников слишком глубоко увязла в декорациях, чтобы бежать. Им пришлось ждать подхода плотников и санитарных машин. Доблестных горцев 75-го Шотландского вытаскивали из развалин талями. Лежа на носилках, они продолжали мужественно сжимать свои палаши.


19

Обратно Тода подбросила студийная машина. Ехать пришлось на подножке, потому что места были заняты двумя валлонскими гренадерами и четырьмя швабскими пехотинцами. У одного из пехотинцев была сломана нога, остальные статисты отделались царапинами и ушибами. Они очень радовались своим ранам. Они рассчитывали получить плату за несколько лишних съемочных дней, а человек со сломанной ногой надеялся, что ему дадут целых пятьсот долларов.

Войдя в мастерскую, Тод увидел Фей, которая дожидалась его. Она не участвовала в битве. В последний момент режиссер решил не привлекать маркитанток.

К его удивлению, она поздоровалась с ним тепло и дружелюбно. Тем не менее он стал извиняться за свое поведение в похоронном бюро. Но едва он начала, как она его прервала. Она не сердилась, а была благодарна ему за лекцию о венерических болезнях. Лекция образумила ее.

Она преподнесла ему еще один сюрприз. Она поселилась у Гомера Симпсона. Соглашение у них чисто деловое. Гомер готов кормить и одевать ее, пока она не станет звездой. Они записывают все его расходы до мелочей, и когда она пробьется в кино, она ему все вернет с шестью процентами. Чтобы придать делу совершенно официальный характер, они попросят юриста составить контракт.

Она непременно хотела узнать мнение Тода, и он сказал, что это — великолепная идея. Она поблагодарила его и пригласила завтра вечером на обед.

Когда она ушла, он стал раздумывать, как повлияет это совместное житье на Гомера. Может быть, оно его выправит. Он внушил себе эту мысль через образ, как будто человек — это кусок железа, который можно накалить и выправить ударами молота. Это был чистый самообман: мало кому так не хватало ковкости, как Гомеру.

Тод оставался при этом заблуждении и во время обеда с ними. Фей выглядела очень счастливой и болтала о хозяйственных расходах и глупых продавцах. У Гомера был цветок в петлице, на ногах — ковровые шлепанцы, и он не сводил сияющих глаз с Фей.

Когда они поели и Гомер занялся на кухне мытьем посуды, Тод заставил ее рассказать, как они проводят день. Она сказала, что они живут тихо, но она этому рада, потому что устала от волнений. Теперь ее интересует только карьера. Гомер делает всю работу по дому, и она по-настоящему отдыхает. Долгая болезнь папы совершенно ее измотала. Гомеру нравится хозяйничать — да он все равно не пустил бы ее на кухню — из-за рук.

— Оберегает свои капиталовложения, — заметил Тод.

— Да, — серьезно ответила она, — руки должны быть красивыми.

Завтракают они в десять, продолжала Фей. Гомер подает ей завтрак в постель. Он берет журнал под домоводству и все раскладывает на подносе, как на картинках. Пока она принимает ванну и одевается, он убирает дом. Потом они идут в город, по магазинам, и она покупает всякую всячину, больше из одежды. Второго завтрака не бывает, чтобы ей не растолстеть, зато обедают они обычно в городе, а потом идут в кино.

— А потом содовая с мороженым, — закончил за нее Гомер, появившись из кухни.

Фей засмеялась и попросила ее извинить. Они собираются в кино, и ей надо переодеться. Когда они остались вдвоем, Гомер предложил выйти во двор подышать. Он усадил Тода в шезлонг, а сам примостился на перевернутом ящике из-под апельсинов.

Тод не мог отделаться от мысли, что если бы он был осторожнее и вел себя прилично, Фей, пожалуй, жила бы с ним. Он хотя бы выглядит лучше Гомера. Да, но ее вторая предпосылка? У Гомера — постоянный доход и дом, а он зарабатывает тридцать долларов в неделю и живет в меблированных комнатах.

Счастливая улыбка на лице Гомера заставила его устыдиться своих мыслей. Он несправедлив. Гомер — скромный благодарный человек, который ни за что не станет смеяться над ней, который вообще ни над чем не способен смеяться. Благодаря этому прекрасному его качеству она с ним сможет жить гораздо более возвышенной — по ее представлениям — жизнью.


Рекомендуем почитать
Обозрение современной литературы

«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».


Деловой роман в нашей литературе. «Тысяча душ», роман А. Писемского

«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».


Ошибка в четвертом измерении

«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».


Мятежник Моти Гудж

«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».


Четыре времени года украинской охоты

 Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...


Человеческая комедия. Вот пришел, вот ушел сам знаешь кто. Приключения Весли Джексона

Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.