День рождения - [38]
Мака вернулась из школы, села на сундучок и привычным движением подняла свою подушку, чтобы посмотреть на Тамару.
Тамары под подушкой не было.
Мака схватилась рукой за горло. Она почувствовала, как ее что-то душит.
— Где моя Тамара? — еле-еле выговорила она.
Полина Васильевна спокойными круглыми глазами посмотрела на Маку.
— Я продала ее, — сказала она. — Я не могу все время на тебя свои деньги тратить.
Мака вскочила. Мака подбежала к Полине Васильевне.
— Зачем вы это сделали? Зачем вы это сделали?
— Сумасшедшая девчонка! — испуганно отстраняясь от Маки, сказала Полина Васильевна. — Зачем тебе кукла? Ведь ты уже большая дылда!
Но разве могла она понять, что Тамара не была для Маки куклой. Тамара не была куклой. Тамара была единственным, что осталось у Маки от того времени, когда она еще была Макой.
Мака без пальто, без шапки выскочила на улицу и побежала на базар. Она сама не знала, почему она бежит туда. Она не знала, где продала Тамару Полина Васильевна. Она забыла, что у нее нет денег, чтобы опять купить Тамару, она не думала о том, что никто не поверит ей, оборванной, худой девочке, что эта нарядная кукла принадлежит ей. Но все равно Мака бежала на базар по подмерзающим лужам, и ветер щипал ей уши и щеки.
На базаре толпились люди. На деревянных столах лежали куски мяса, стояли кувшины с молоком. Лежали булки и пироги. На жаровнях жарились пончики. Какие-то старухи бродили, распялив на руках платки, размахивая платьями. Тамары не было видно.
Люди оборачивались на Маку, когда она пробегала мимо них, тревожно оглядываясь по сторонам.
«Мама, — думала Мака, — мама, почему ты меня не находишь? Мама, где ты, мама?»
Ветер холодными пальцами заползал Маке за шиворот, трепал ее волосы. Тесемки развязались и соскользнули с двух хвостиков, связанных за ушами. Растрепанные волосы повисли по плечам.
Мака толкнула какую-то старушку. Хотела бежать дальше.
— Девочка, что это ты простоволосая, без пальто бегаешь? На тебе булочку, на, пожуй, — старушка сунула Маке в руки поджаристую маленькую булочку и быстро ушла.
Мака откусила кусок булки и побежала дальше.
— Держи! — раздался крик. — Держи!
«Кого-то ловят», — подумала Мака и, торопливо кусая булку, стала проталкиваться между людьми. Ее схватили за руку… Дернули… Остановили…
— Стой! — заревел толстый мясник в окровавленном фартуке.
— Стой, воришка!
Маку ударили по щеке. У Маки вырвали булку. Булочник с корзинкой, полной поджаристых булок, пробирался между поднятыми руками и разинутыми ртами.
— Держи, держи! — визжал он. — Этак все разворуют. Только дай им волю! Держи ее, держи!
Маку крепко держали за обе руки. Булочка валялась в луже. Щека у Маки горела, а сама она тряслась. Зубы у нее стучали. Она ничего не могла сказать. Страшные оскаленные лица придвигались к ней.
— Я не брала! — собрав все силы, крикнула Мака.
Хохот раздался ей в ответ. Мясник, упершись руками в бока, хохотал, и его окровавленный фартук трясся на толстом животе.
— Я не брала! — еще раз крикнула Мака и упала на колени на землю. — Мама! — крикнула она. — Мама, спаси меня! — Но страшная толпа придвинулась со всех сторон.
Раздался свисток.
— Разойдись, — сказал чей-то строгий голос. Мака подняла голову. К ней шел милиционер.
— Ты зачем воруешь, девочка? — спросил он. — Пойдем-ка в милицию. Где ты живешь? Кто твои родители? Ты что же, в школе не учишься?
Все это спрашивал спокойный милиционер. Но Мака не могла ему отвечать. Как будто огромная игла прокалывала ее насквозь. Прямо в спину вонзалась эта страшная игла, и Мака не могла выговорить ни слова.
Милиционер приподнял ее.
— Ты что же не отвечаешь? — спросил он. — Украла булочку? Ты скажи. Ты скажи, не бойся. Разойдитесь, граждане! — Милиционер рукой отстранил столпившихся людей.
— Ну, беспризорный ребенок. Ну, определят ее в детский дом. — Он увидал, что Мака без пальто, что волосы у нее висят. — Ну, пойдем.
Толпа расступилась. Милиционер вел Маку за руку, а за ними бежали любопытные старухи, шумные, крикливые базарные люди.
Маку привели в теплую комнату. Посадили на скамью.
— Протокол… — сказал кто-то.
Укол… Укол каждый раз чувствовала Мака, как только пробовала вздохнуть. Поджаристая булочка лежала в луже. Окровавленный фартук трясся прямо у Маки перед глазами.
— Протокол, — донеслось до Маки. Укол… Укол… Страшная игла прокалывала Маку. Старушка тыкала в нее иглу с одной стороны. Полина Васильевна тыкала в нее иглу с другой стороны. И вдруг Мака увидела мамино лицо. Встревоженное, вот такое, какое было у мамы, когда она обернулась в последний раз, там, на вокзале…
— Мама! — крикнула Мака, и кругом стало тихо и темно.
Глава XXXIX. Кровать с правой стороны
Мака открыла глаза. Голубая лампочка горела в комнате. Мака лежала в кровати под теплым одеялом. Кто-то в белом наклонился над ней.
— Ну вот, очень хорошо. Теперь мы выздоровеем, — сказал кто-то в белом.
Мака приподняла голову. Комната была небольшая. Еще две кровати стояли с двух сторон. С левой стороны сидела женщина, прислонившись к подушкам, с правой кто-то лежал, закрывшись с головой. Почему-то Мака ничего не могла вспомнить, ничего не могла понять.
