День рождения - [28]
После того как рассерженный генерал: уехал, даже не заглянув в столовую, где был приготовлен обед, начальница упала на пол. Дворник, которого позвали для того, чтобы ее поднять с пола, наследил грязными сапогами на блестящем паркете.
Он все-таки не смог поднять толстую начальницу и просто поволок ее к дивану. Около дивана начальница открыла глаза и тоненько завизжала.
Музыкальная дама бегала перед девочками и махала руками.
— Как вы смеви мовчать!
Девочки только моргали глазами.
Ольга Карловна шипела:
— Все без обеда! Все без прогулки!
А в зале носился чудный запах пирогов.
Голодные, но веселые девочки пошли в свою спальню. Там уже было снято чистое белье.
Девочкам велели снять накрахмаленные фартуки и коричневые платья. Но в старых, серых, тряпичных платьях всем тоже было весело.
Когда погас свет, в спальню бесшумно, как всегда, пришла няня Арефья. В руках у нее была корзинка. Няня Арефья принесла голодным девочкам пирогов.
Глава XXIX. Пятно на платке
— Доучат грамоте для того, чтобы вы были смиренными и скромными. Вам, в вашем положении, не на что рассчитывать. Вы должны научиться считать для того, чтобы уметь вести счета благодетельницы, которая захочет вас взять к себе в дом слугой.
Вы должны научиться читать, чтобы вечером вы смогли развлечь и утешить вашу покровительницу страницами полезной, радующей книги.
Вы должны научиться писать, чтобы суметь под ее диктовку написать письмо людям, дорогим ее сердцу, чтобы ей не утруждать своих рук и глаз. Вы должны быть готовы к смирению, к послушанию, к трудолюбию… Вам придется жить в чужом доме; и скромное ремесло белошвейки пригодится вам…
И так без конца. И так рукодельная дама все два часа подряд бубнила как заведенная, пока девочки подрубали носовые платки.
«Нет, — думала Мака, и иголка вдруг останавливалась в ее пальцах. — Я не буду жить в чужом доме. Я буду жить с мамой. Я найду свою маму».
— Черкасова, — рукодельная дама уже стояла над Макой и тонкими пальцами поправляла пенсне на своем длинном носу. — Ты ленива. Ты нерадива. Ты непослушна. Что ждет тебя? Никто не приютит тебя под своей крышей.
«Не приютит? И не надо! — думала Мака, но иголка в ее руке снова начинала быстро зацеплять тонкие белые ниточки. — Я не хочу, чтобы меня приютили. Я буду жить со своей мамой. У меня есть мама».
Рукодельная дама возвращалась на кафедру.
— Вы должны быть благонравны и смиренны. Нерадивость, леность не к лицу вам, девицы… — снова заводила она свою нудную песню. Как будто надоедливая осенняя муха жужжала в комнате.
Тоненькая игла тянула за собой белый хвостик. Ровные стежки ложились на платке. Мака переставала слышать, что говорит рукодельная дама. Она думала о маме.
«Мама… У мамы глаза серые, с черными рябинками… А нос у мамы, если смотреть снизу, похож на сердечко… Голос у мамы… Как мама говорила «Мака»…» — И тут что-то капало на платок. Мака, вздрагивая, поднимала голову.
Рукодельная дама не видала мокрого пятна на платке. Она сидела на кафедре и вдохновенно говорила:
— Только смирение может вывести вас на дорогу. Только смирение и трудолюбие. Ежедневно, еженощно приносите в мыслях благодарность графине, которая под этой теплой крышей, в этом светлом раю согревает ваши детские души.
Сзади кто-то громко фыркал. Рукодельная дама вскакивала и взмахивала руками.
— Неблагодарность, черная неблагодарность гнездится в ваших сердцах! Вас лелеют здесь, вас холят и нежат. О, неблагодарность! Девицы, кто это фыркнул? Сознайтесь! Я запишу в журнал! Я доложу начальнице… — выходила из себя рукодельная дама.
Лисичка толкала Маку локтем:
— Запишет в журнал и потом будет лелеять без обеда. Это Пуговица засмеялась. Я знаю.
Мака сидела, опустив голову, и дула на мокрое пятно, чтобы оно скорее высохло. До конца урока оставалось немного времени. Нельзя было сдавать платок с мокрым пятном.
Пятно светлело, высыхало, и иголка снова тыкалась острым носиком в платок… А Мака думала:
Глава XXX. Тайна
Ветер с головой зарывался в кучи снега. Он метался по саду, он выл, натыкаясь на стены, на деревья, на забор. Зима пришла рано. Она ре шила поскорее прибрать осенний беспорядок. Но ветер злился и портил все, что делала зима.
В классе дрожали девочки. Ольга Карловна сидела взъерошенная, злая, замотанная в платок. На руках у нее были перчатки. На ногах валенки. А девочки мерзли в сатиновых платьях.
— Мария Черкасова и Олимпиада Павловская! — Ольга Карловна вытянула шею. — Пойдите в кабинет к начальнице, попросите классные тетради.
Мака и Лисичка вскочили.
— Тихо! — загудела Ольга Карловна. — Не бежать. Тихо.
Мака и Лисичка тихо вышли за дверь.
В коридоре было совсем пусто. Из-за дверей классов доносились голоса девочек. В одном классе читали. В другом считали… Мака и Лисичка, прыгая через ступеньки, взбежали по лестнице и остановились у дверей кабинета. Начальница громко говорила кому-то:
