День рождения - [7]
Перевод В. Мартемьяновой.
ТРЕВОГА
Я все еще думаю о том ничем не примечательном июньском дне, когда это началось, все еще чувствую, как врезается мне в спину кресло маленькой парикмахерской на площади, и ощущаю на языке вкус мыльной пены, нечаянно попавшей мне в рот, когда услышал тихий, но настойчивый голос, произнесший:
— Ну все, господа: львы уже тут!
В ту минуту вряд ли кто осознал значение этих слов, которые вскоре сделались смыслом наших многонедельных трудов. Мы восприняли их скорее как плоскую шутку или фразу о погоде, о футболе и тому подобных банальностях, которые тысячами произносятся в парикмахерских и неизменно ассоциируются со скрипом бритвы, лязгом ножниц и запахом бриллиантина.
— По-моему, — сказал очкастый парикмахер, — по-моему, это просто треп.
— А если не треп, то просто чертовщина какая-то, — подхватил, склонившись надо мной, младший парикмахер и жестом жреца стряхнул пену с бритвы на пол.
— У меня точные сведения, — возразил настойчивый голос, и я разглядел в зеркале отражение его обладателя — пожилого объемистого мужчины, который, вытирая потный лоб, нервно ерзал на длинной скамейке, словно ему тесно, хотя сидел он на ней в полном одиночестве.
Но на него уже перестали обращать внимание. Очкастый парикмахер стал развивать мысли о возможностях, скрытых в футбольной системе четыре — два — четыре. Говорил он увлеченно, с азартом, словно старался убедить всех нас, хотя никто с ним не спорил, да и не думал спорить. Младший парикмахер время от времени поддакивал ему или выражал вслух свое удивление, а в общем безоговорочно с ним соглашался. Так продолжалось до тех пор, пока пожилой мужчина, объявивший столь неожиданную весть, не сел на соседнее кресло. Теперь я не видел его лица, но настойчивость его тона свидетельствовала, что он несокрушимо убежден в своей правите — даже больше, чем очкастый парикмахер в выгодах системы четыре — два — четыре.
— Я не могу этого не знать, ведь работаю-то я… гм, да… — Он осекся, будто вдруг сообразил, что даже самый доверительный разговор в парикмахерской следует прикрывать покровом анонимности. — И могу вам сказать, что уже готовятся чрезвычайные меры.
Оба мастера, зевнув, машинально кивнули головой.
— И касается это всех нас, — помолчав, продолжал пожилой мужчина. — Жаркое будет лето.
— Уже и теперь жарко, — пробормотал младший парикмахер и услужливо включил вентилятор.
Его жужжание заглушило всякие мысли.
На работу я опоздал. Никто этого не заметил, потому что все собрались в самом просторном помещении и страстно дискутировали.
— Самое разумное — вооружить население! — кричал плановщик Тимко. — С оружием-то каждый почувствует себя увереннее!
— Не стану я ходить как ковбой, — заявил бухгалтер Врубель. — Я порядочный человек!
— Все мы порядочные, — заявил заместитель начальника Гантак. — Однако бывают такие ситуации, когда не до приличий, не до манер, когда надо рука об руку…
— Вооружить! — стоял на своем Тимко. — Вот и я говорю. Немедленно создать пункты обучения. Не забыть стариков и детей. И женщин, конечно.
— Зло нельзя подавлять злом, — возразил Врубель. — А может, это вполне милые звери. Может, они ничего нам не сделают. Может, они просто стосковались по свободе, а насладившись ею, уйдут и никого не обидят.
— Это вы про львов? — вмешался я.
— А вы тоже уже знаете? — Все прямо-таки оцепенели.
— Знаю, — медленно выговорил я.
— Что, по радио говорили?
— Нет.
— Конечно же, нет. Ох уж это радио! Как что-нибудь серьезное, молчит как могила. Это, господа, не что иное, как уклонение от ответственности, — сказал Тимко. — А между тем, думается мне, необходим мобилизующий фактор. Разве я не прав?
— Прав, — сказал я.
— Я лично объявил бы всеобщую мобилизацию, — пустился Тимко развивать свои милитаристские планы. — Призвал бы всех жителей строить баррикады.
— Баррикады — то, что надо! — невольно срифмовал Гантак. — Обнести город колючей проволокой, они и не пройдут.
— Разве они еще не в городе? — неуверенным тоном спросил я.
— А разве они в городе?! — Тимко побледнел.
— Да нет, я ничего не знаю.
— Ох мне эти зоопарки! — вздохнул Врубель. — И кто их выдумал? Кому пришла такая идиотская мысль — сосредоточить в нескольких километрах от города самых опасных хищников, да еще водить туда малых детишек?
— А разве они не из цирка? — спросил я.
— Нет, точно из зоопарка.
Вошел референт по охране труда. Он был торжественно взволнован, одет в выходной костюм и белую рубашку, словно ждал этого дня всю свою жизнь.
— Я прямо от старика, — объявил он после многозначительной паузы и постучал по толстой папке. — Мы обсуждали положение.
— Что-нибудь новенькое?
— Старик уезжает в командировку. Он сожалеет, что приходится покидать нас в такой момент, когда всем нам угрожает опасность, но он должен воспользоваться периодом, когда еще не вступили в силу чрезвычайные меры. Он уверен, что лицом к лицу со львами вы будете держаться так, как и подобает нашему учреждению. Мысленно он всецело будет с нами, даже когда нас разделят сотни километров.
— И это все?
Референт по охране труда на минутку задумался. Потом, опустив плечи и раскинув руки, изрек:
С известным словацким писателем Йозефом Котом советский читатель знаком по сборнику «День рождения».Действие новой повести происходит на предприятии, где процветает очковтирательство, разбазаривание государственных средств. Ревизор Ян Морьяк вскрывает злоупотребления, однако победа над рутинерами и приспособленцами дается ему нелегко.Поднимая важные социально-этические вопросы, отстаивая необходимость бескомпромиссного выполнения гражданского долга, писатель создал острое, злободневное произведение.
История дантиста Бориса Элькина, вступившего по неосторожности на путь скитаний. Побег в эмиграцию в надежде оборачивается длинной чередой встреч с бывшими друзьями вдоволь насытившихся хлебом чужой земли. Ностальгия настигает его в Америке и больше уже никогда не расстается с ним. Извечная тоска по родине как еще одно из испытаний, которые предстоит вынести герою. Подобно ветхозаветному Иову, он не только жаждет быть услышанным Богом, но и предъявляет ему счет на страдания пережитые им самим и теми, кто ему близок.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.