День рождения кошки - [20]

Ирка поняла. Говорит:

— Да, это верно, голос. Мне на работе говорят: тебе звонил какой-то мужчина. Я спрашиваю: красивый? Удивляются: не видно было. А я тоже удивляюсь: но разве не слышно? У красивого в голосе уверенность, особый тембр — полная, в общем, информация.

— Вот именно. Надеюсь, она не скажет какой-нибудь пошлости вроде «да-а, время летит…» А может, как раз и скажет. Короче, все станет ясно.

И вот с молчаливого хоть и не одобрения Ирки (все же баба: тайно ревнует), но согласия он звонит, и трубку берет муж. Она, конечно, в магазине, только что вышла, вы ее чуть-чуть не застали.

И в его голосе тоже есть вся их взаимная жизнь. Уже в одном том, что он не спрашивает подозрительно, кто это звонит, — многое. В этой его готовности помочь, в этом его сожалении, что неизвестный мужчина, звонящий из другого города, не застал его жену.

Становится, в общем-то, все ясно. И даже лучше, что разговаривает не с ней, а с мужем: картина объективнее.

А я ее товарищ институтский, восемнадцать лет никаких известий, вот случайно узнал номер, звоню привет передать, как там она, расскажите.

Охотно рассказывает. Семья, квартира, работа, все здоровы, благополучны, нет, разводов не было, я у нее первый и последний.

(Кольнуло: ой ли? Я первый!)

Она скромно инженерит, трое детей.

Что?!

Да, да, трое детей, а что? Шестнадцати, четырнадцати и четырех лет.

Ого!.. А вы, лично вы — кто вы, чем занимаетесь, извините?

Офицер Советской Армии, подполковник, военком.

А-а-а… Ну, естественно, машина, дача, да?.. Да, подтверждает спокойно, добродушно, не ставя никаких ударений. Ну, дача, машина, а что? И: что передать? Ничего. Привет. Что звонил, дескать, такой-то, кланяться велел, и если окажетесь в наших местах, будем рады оба с женой, вот адрес, вот телефон.

Там ровным голосом — дочери: «Юля, дай ручку». И тщательно занес вместе с приветом весь твой адрес со всем твоим телефоном.

Конечно же, в Иркино отсутствие. Ну, для свободы в интонации. Но с нетерпеливым последующим ожиданием: да когда же она наконец придет? — взъерошенный, осваиваешь эту точку, добытую экспериментом, и ждешь Ирку — обсудить с ней, что же это за точка.

— Средняя добропорядочная жизнь, — сказала Ирка, наконец придя и выслушав. — Самое выдающееся — трое детей. За неимением лучшего и это сойдет. Хотя, — замедляется Ирка, желая выдать свое злорадство за разочарование, — из того, что ты прежде рассказывал, можно было ожидать более интересной судьбы. Пусть несчастной, но живописной, что ли, понимаешь меня?

Он понимал. Понимал он, что Ирке выгодно принизить и по возможности вовсе уничтожить эту Ларису, понимал он и ту мысль, которую она проводила «официально», вслух. Дескать, больно уж прозаично, до скуки. То ли дело, если б застали Ларису на какой-нибудь «живописной» точке — ну, скажем, в тюрьме… Что за странная фантазия? Ну, я не знаю, что-нибудь необыкновенное, роковое, колоритное… Выдающееся. Ну, например, министр путей сообщения… Или открытие техническое, изобретение, которое никто не признаёт, уволили ее с работы, объявили сумасшедшей или что-то в этом роде. Или в самом деле в сумасшедшем доме… А то какое-то позорное примужнее благополучие. Все так тихо, аккуратно, благопристойно… Нет-нет, ничего, конечно, плохого, самая достойная для обычной женщины судьба. Для обычной средней женщины… А для выдающейся, за какую ты ее выдавал, — нет…

И охает (Ирка), вздыхает разочарованно. Конечно, если бы Лариса оказалась в сумасшедшем доме. Или алкоголичка… Вот тогда был бы предмет для трагедии. Было бы интересно. Главное, взыграло бы чувство вины, долга, кинулся бы спасать, жениться, я не знаю…

Или бы: муж — пьяница, дети голодные, и она лопатой землю роет, надрывается, чтобы прокормить детей и пропоить мужа…

Так нет же, муж образцово-показательный…

И так они посетовали, а через неделю — ее звонок…

Их не было дома, дочка передала: звонила такая-то из такого-то города.

Интересно! Неделю собиралась и наконец надумала. Позвонит ли еще? Должна…

Через час действительно — звонок, нетерпеливый, частый: междугородный; Ирка всплескивает руками, вскрикивает: «Ну же, она!..»

Он хватает трубку, она оттуда — неузнаваемым голосом, корректно: …

…У нее там все было так: пришла — Сережа сообщает:

— Тебе звонил твой этот, как его…

— Ну?

— Твой, из юности твоей…

— Уже имена забываешь?

— Старый становлюсь, подскажи сама.

— …Н-нет! — Хотела ведь, на языке вертелся, но побоялась: назовет, а окажется — не он. Она и в мыслях боялась осрамиться перед ним: хотеть, чтоб он, а окажется — нет, и опять получилось бы, что она ценит его слишком дорого (в единицах памяти), а он ее нисколько… — Нет, не знаю кто, вспоминай сам.

— Валера.

Ах!.. Сказано. Произнесено. Замерла.

Прошла на кухню, выкладывала продукты. Громко, с веселым (притворно) любопытством крикнула:

— Ну и чего он хотел?

— Так, привет тебе передать. Хотел узнать, как ты живешь. Ну, я подробно известил.

— Что же его интересовало?

— Даже имена детей.

— О! — насмешливо. Гремя в это время посудой, хлопая как можно невозмутимей дверцей холодильника. Умирая, замирая, не смея спросить, позвонит ли еще. — …Он еще позвонит?