День разгорается - [166]

— Жители нестоющие. Он вроде будто недужный. Но жена у него крепкая, интересная такая. А вообще — тихие!

— Тихие? — многозначительно переспросили в охранном и отпустили пристава, наказав ему держать язык за зубами.

Гайдук же усилил слежку за домом.

Когда из ворот вышла женщина с корзинкой, за ней устремился один из филеров. Он ходил за ней на базар, из лавки в лавку, затем вернулся с нею домой. Через некоторое время появился мужчина. Его тоже проследили. И тоже ни к чему: мужчина сходил в лавку и мирно возвратился обратно. Потом женщина опять ходила. Но одновременно с нею вышли из ворот другие жильцы и направились в разные стороны. И филеры растерялись: за кем идти?

Поэтому они упустили момент отъезда Елены и утеряли ее из виду.

Пристав, сосед, заметил, что женщина из флигеля, которая ему так понравилась, дня два не появлялась на улице, обеспокоился и пришел к Матвею.

— У тебя где жена-то твоя? — строго спросил он.

Матвей достал телеграмму и показал ее приставу.

— Тетка захворала? Так... А надолго ли?

— Где же мне знать об этом? — усмехнулся Матвей. — Может, неделю, может, и больше... Тетка — женщина старая. Может, скоро и помрет...

— Так... — недовольно протянул пристав и ушел. Мелькнула у него мысль на всякий случай донести об этом в охранное. Но решил, что не стоит. «Ишь, — подумал он, — какие неотесанные. Вряд ли интерес какой в них охранному выйдет...»

А Гайдук, разбираясь в сводках своих филеров, заметил, что в них перестала мелькать «Блондиночка», и решил проверить сам, почему это. У Гайдука вспыхнули подозрения. Он зажегся азартом охотника. Он отправился самолично на подмогу шпикам.

Матвея он заметил, когда тот выходил из ворот с небольшим тючком. Дав незаметный знак филерам, чтоб они не отходили от ворот, Гайдук двинулся за Матвеем.

Шел Гайдук, сохраняя все предосторожности, чтобы не спугнуть преследуемого. Но Матвей заметил слежку за собой и стал кружить по улицам. Гайдук понял, что жертва его что-то учуяла, оглянулся по сторонам, нет ли где поблизости городового, и решил взять Матвея теперь, не откладывая больше ни минуты.

У Матвея обострились до крайности слух и внимание. Он, не оглядываясь, чуял за собой преследователя, чуял, что тот не отстает и что на этот раз можно легко провалиться. И Матвей шел, сворачивая из улицы в улицу, к определенному месту. Он помнил пустырь, выходящий на две улицы, помнил кривой переулочек, загроможденный ветхими постройками, помнил удобное для бегства место, которое приметил как-то на всякий случай.

Но когда Матвей уже подходил к этому переулочку, Гайдук, уже больше не скрываясь и не таясь, догнал его и хрипло крикнул:

— Стой!.. Стрелять буду!

Матвей резко повернулся, быстро оглядел улицу, на которой нигде не заметил прохожих, кинулся к жандарму и сильно ударил его по правой руке. Гайдук вскрикнул от боли и выронил на снег наган. Матвей нагнулся, ухватился за оружие. Но Гайдук оправился и тоже вцепился в рукоятку нагана.

Они стали бороться молча. Но в молчаливой борьбе их была переполнившая их до краев неугасаемая ярость.

Было мгновенье, когда Гайдук уже почти завладел оружием. Но Матвей собрал все силы и одолел. Рыча и скрежеща зубами, Гайдук боднул Матвея головой в живот и внезапно вцепился в его руку зубами. Матвей, вздрогнув от боли, с силой рванулся и своим браунингом, который до этого не пускал в ход, ударил Гайдука по голове. Жандарм дико закричал:

— Караул!.. Держите!.. Убивают!..

Матвей схватил его наган и стал отступать.

— Пристрелю! — хрипло предупредил он. — Тронешься с места и будешь кричать, застрелю!.. Молчать!..

На улице показались прохожие. Двое с одной стороны, женщина с другой. Женщина, увидев, что человек грозит другому оружием, испуганно закричала. Двое быстро приближались.

Матвей выстрелил в воздух и кинулся бежать.

Он бежал и прислушивался к погоне. Но погони не было. Только жандарм злобно и с отчаяньем в голосе кричал:

— Держите!.. Преступник!.. Держите же!..

Набегу Матвей оглянулся. И то, что он мгновенно увидел, обдало его неожиданной радостью: двое загораживали дорогу жандарму и что-то, громко смеясь, говорили ему оба враз. Жандарм не переставал кричать:

— Держите!..

58

Генерал Сидоров переехал в город и стянул туда свой отряд. Депешу за депешей слал он в Петербург, и, наконец, добился: его назначили командующим войсками округа и к нему по военному положению переходила вся власть в губернии.

Поэтому, а еще и по тому, что усмирение восстания считалось почти законченным, Келлеру-Загорянскому предложено было со своим отрядом возвращаться обратно.

В день отхода эшелона графа к нему в вагон явились благодарные жители.

Вел их Суконников-старший, который вошел во вкус всяких депутаций и представительств.

Суконников-старший сказал графу:

— Ваше сиятельство! Примите наше русское спасибо!.. Теперь мы, значит, примаемся за спокойные труды свои на благо родины и государя... И, конечно, без вашей подмоги нам было бы туго... Счастливый вам, ваше сиятельство, путь!..

«Благодарные жители» долго стояли на перроне и смотрели вслед удаляющемуся поезду его сиятельства.

Вслед этому поезду смотрели и дежурный по станции, и стрелочники, и путевые рабочие. Все они смотрели внимательно и неотрывно, словно хотели навсегда запомнить и графа, и его поезд, и то, что с ним приходило и свершалось. И когда поезд проходил последнюю стрелку, у стрелочника было бледное лицо и дрожали руки.