День проклятия - [17]

Флетчер пришлось предъявить карточку дважды, прежде чем мы очутились на эстакаде, ведущей в просторный гараж.

– Вон моя машина.

Она указала на один из вездеходов. Как она ее узнала, непонятно. По мне, все они одинаковы. Флетчер села в кресло водителя, я устроился рядом.

– Почему здесь такие строгости? Флетчер покачала головой.

– Думаю, из-за политики. Наверняка это как-то связано с Альянсом стран четвертого мира. Мы не можем допустить утечку информации до тех пор, пока они не откроют границы для наших инспекционных групп. Хотя, по-моему, мы сами себе ставим подножку. – Она отпустила тормоза и направила джип к выходу. Когда мы миновали последний контрольный пункт, она, понизив голос, добавила: – Все здесь стали чересчур… осторожными. Сейчас. Агентство и дальше готово сотрудничать с армией, особенно со Спецсилами, но подчас это утомляет. Как будто всех нас заперли в большом сейфе с надписью «Совершенно секретно».

Я задумался. К моей чести, она была на удивление искренна со мной. Мой ответ был осторожен.

– Конечно, как ученый вы правы. Мы должны обмениваться информацией, а не скрывать ее.

Флетчер как будто согласилась.

– Это все из-за доктора Зимф. Она начала свою карьеру с закрытой темы по биовойнам и всю жизнь проработала в обстановке секретности. Видимо, она и сейчас считает, что эти игры необходимы. Но знали бы вы, как это мешает работе!

– И неожиданно раздраженно добавила: – Порой мне кажется, что она ни перед чем не остановится. Я ее боюсь.

Доктор Зимф была председателем Экологического агентства. Я удивленно посмотрел на Флетчер.

– А мне казалось, вы ею восхищаетесь.

– Так было, пока она не превратилась в политиканшу. Мне она больше импонировала как ученый.

Я в замешательстве промолчал. Впервые я увидел доктора Зимф в Денвере и был покорен. Поэтому не хотелось слушать о ней такое.

Дорога повернула на запад, потом на северо-запад. Слева от нас металлом сверкал залив Сан-Франциско. Солнечные блики на поверхности воды вспыхивали разноцветными искрами.

– Чудной цвет, – заметил я.

– Залив заражен слизнями, – сухо ответила Флетчер. – Пришлось залить его нефтью и поджечь. Экосистема до сих пор не восстановилась.

– Вот оно что.

– Мы постоянно следим, не появятся ли слизни опять. По-видимому, они уничтожены под корень, но это лишь маленькая победа.

– М – м… Помните, мы говорили о том черве из Денве – ра и вы отметили его ненормальность? Поясните.

– А вы останетесь нормальным, если вас так изуродуют? Вы отстрелили ему глаза, всмятку разбили жевательный аппарат, сломали обе руки. Все это не способствует полноценному мироощущению. Ко всему прочему, у него облезла шерсть, и бедняга потерял всякое ощущение реальности.

– Облезла шерсть?

– Представьте себе. Отчет изъяли, и вы не могли его видеть. И в довершение всех напастей бедная тварь не могла принимать пищу – ее тошнило. Мы решили, что он подхватил какую-нибудь инфекцию, и стали вводить ему герромицин. Тогда его мех начал отваливаться кусками. Отвратительное зрелище: он действительно напоминал розового облезлого червяка, только гигантских размеров.

– Вылез весь мех?

Флетчер отрицательно покачала головой.

– Нет, только светлые волоски. Вы же знаете, что мех – это нервные волокна.

Позже мы разобрались, что произошло. Герромицин способен повреждать нервные ткани и у людей. По всей видимости, розовые щетинки наиболее чувствительны. Как бы то ни было, после этого интеллект гастропода стал не выше, чем у обычного земляного червя. Он просто лежал, дергаясь и извиваясь. – Она снова покачала головой, вспоминая. – От его вида тошнило.

– Почему мы не получили отчет? Ведь это могло стать новым оружием!

Флетчер вздохнула и процитировала:

– «Информация о способах борьбы или защиты от хторранского вторжения не должна быть доступной для любой недружественной нации или ее представителей». Это наша политика, и она будет такой до тех пор, пока Альянс не подпишет Объединенный Договор.

– Но это глупо.

– С точки зрения политиков – нет. Когда черви или что-либо иное станут для стран четвертого мира проблемой, с которой они не справятся самостоятельно, тогда подпись на бумажке может показаться им не слишком высокой платой за выживание. Вы удивлены?

– Вы с этим согласны? Флетчер покачала головой.

– Нет, но моту понять. Объединенные Силы проводят политику на грани войны. А что остается делать нам? Почитайте историю: требуется по меньшей мере двадцать лет, чтобы изжить синдром поражения. Есть люди, которые от всей души желают червям сожрать весь четвертый мир.

– А вторжение тем временем ширится?..

– Правильно. Некоторые не видят дальше собственного носа. Но как бы то ни было, – добавила Флетчер, – герромицин нельзя использовать как оружие.

– Почему?

– Вам не понравились бы его побочные эффекты. У червя спустя две-три недели мех начал восстанавливаться, но отрастали в основном красные, пурпурные и черные щетинки. Чем больше темнел мех, тем агрессивнее становился хторр, У него явно менялось мироощущение. В конце концов он стал таким буйным, что его пришлось умертвить. Мы боялись, что не справимся. – Она прищелкнула языком. – Вы, наверное, считаете червей злобными тварями? Накормите парочку герромицином – и увидите, что получится.