День плиточника - [20]

Шрифт
Интервал

— Надо все ж таки вытащить его из-под стола да качнуть маленько — послушать, есть что внутри или нет.

Устоять перед таким соблазном Торстен не смог. Сейф этот, будь он неладен, они из-под стола вытащили — на линолеуме остались глубокие царапины, — а вот качнуть его оказалось не так-то просто.

У Торстена холодный пот на лбу выступил, пока ему удалось чуток наклонить сейф. Внутри точно что-то есть, съехало по днищу, правда, больше похоже на одиночный металлический предмет, чем на заманчивые пачки денег, на которые зарился Щепка.

— Ключ, должно быть, — сказал Стиг.

— По-твоему, они совсем дураки — взяли и заперли там ключ?! Вдобавок ключ тут без надобности, замок-то с комбинацией.

— А вот и нет. Глянь, внизу самая настоящая замочная скважина!

— Ну и что? Все равно не открыть, если комбинации не знаешь. — Торстен утер потный лоб. — Слышь, по-моему, медвежатники из нас с тобой аховые. Может, лучше затолкать эту бандуру на старое место, а то еще явится кто-нибудь и устроит нам веселую жизнь.

Щепка вроде как смирился, хотя, когда Торстен осторожно закрывал дверь, напоследок с тоской оглянулся на странный сейф. Солнце опять скрылось в тучах, или, может, уже свечерело?

— Слышь, по-моему, надо тяпнуть еще по маленькой, а после я лично займусь стенами, чтоб часиков в девять убраться отсюда. Вообще-то ума не приложу, как тут разобраться с делами, ведь никто так и не пришел, спросить не у кого.

— Так можно послать счет по почте.

— Куда?

— Ну, куда — обычно, черт подери, не проблема.

— Позвоню Пентти, финну. Он, поди, знает.

— Вот нашелся бы в этом сейфе, к примеру, миллион, и звонить бы не пришлось.

— Да, что верно, то верно. Само собой. Но ведь в жизни так не бывает, знаешь ли. Еще колбаски? А что бы ты сделал, если б нашел миллион?

Щепка вроде как заколебался.

— Открыл бы собственное дело? Сызнова? И накликал на свою голову недоимки по налогам, и власти, и профсоюзы, и бумажки всякие, и прочую хренотень?

— Стар я уже для этого, — вздохнул Щепка.

— Или бы в Испанию отчалил? Сидел бы там, потягивал кислое слабенькое винишко да глазел на пляж, купаться-то все равно не станешь, потому что ничего интересного в этом нет. Твоя правда, для нас малость поздновато.

Щепка совсем приуныл.

— Ты просто мечтаешь об этом миллионе, лишь бы не видеть, что ничего уже особо не переменится. Ежели ты уверен, что скоро все станет куда интересней и счастливей, чем теперь, то придется тебе бояться старости и смерти. Бросишь гоняться за своим миллионом — и помереть будет легче.

Похоже, Щепку это ничуть не убедило.

— Можно бы хоть новую машину купить вместо старой колымаги, — мрачно сказал он. — Она ведь даже техосмотр нынче не прошла!

— Да-а, вечно что-нибудь не слава Богу.

Ну вот, наконец можно взяться за ведерко с раствором. Хорошо хоть, не успел вовсе застыть.

МНЕ ОТ БРОМСТЕНА НЕ ИЗБАВИТЬСЯ

Дело шло теперь не так споро. Неизвестно, по какой причине. Может, оттого, что приходилось поминутно слезать на пол, брать очередную плитку, наносить на нее раствор и опять взбираться на табурет. Будь здесь леса, он бы сразу по нескольку штук брал. Хотя Щепка-то на что? Пускай пособит. Навелика премудрость — раствор на плитку шлепать, в меру, конечно.

— Щепка, иди сюда, пособишь.

— О'кей.

— Видишь, сколько надо раствора?

— О'кей.

— Чего заладил-то «о„кей» да «о“кей»?

— В Америке привык.

— А-а.

— Найди я в старом сейфе миллион, снова купил бы транспортную контору. Что может быть лучше!

— Думаешь, нынче на покупку хватит миллиона?

— Если б не Бромстен, моя контора нынче бы не один миллион стоила.

— А чем он тебе помешал?

Щепка словно и не слышал вопроса. Раствор на плитку он наносил так, будто намазывал бутерброд, и Торстена это нервировало. Но он решил смолчать.

— Пристрелить надо было эту сволочь! Пристрелить, и все дела!

— Да что ж он такого натворил, а?

— Сразу после войны, хотя нет, наверно, уже в начале пятидесятых, я начал шоферить на грузовике, для одного мужика из Лише, который держал транспортную контору. Водить машину я в армии выучился. Мужик этот, который из Лише, его, кстати, звали Иварссон, возил грузы для строительных компаний, а строили тогда много, в начале-то пятидесятых, еще мы подрабатывали на рамнесской пивоварне, летом, когда ихний шофер не справлялся. Но большей частью возили песок и гравий на стройки. В ту пору уйму всего строили, особенно в окрестностях Вестероса, иной раз круглые сутки за баранкой сидишь. Не больно-то легкая работенка. Дороги тогда были не чета нынешним.

А Бромстен, видишь ли, был редкая сволочь.

И очень мне насолил.

Фамилия у него говорящая — Бромстен, Тормозной, так сказать.

Все, что хочешь, затормозит.

Он умел этак по-особенному смотреть на человека, будто все, что тот ни предложи, просто курам на смех, а если замечал, что тебе что-то дорого, к примеру малютка Элин, дочка его, хорошенькая застенчивая девушка, которая обычно на кухне отсиживалась, потому что Бромстен на кухню заходить не любил, — так вот тогда он вовсе зверел.

Сочинял длинные заковыристые отговорки, лишь бы помешать тебе увидеться с нею. То она, дескать, корью захворала, то в Лише уехала за теткой ухаживать. А ведь я прекрасно видел, как она в белом платьице в синий горошек ходит среди кустов малины, совсем близко, и временами наверняка слышит, что он мне впаривает. И уверяю тебя, его это ничуть не смущало. Наоборот, поганец удовольствие получал. Он из тех был, кто обожает помыкать другими.


Еще от автора Ларс Густафссон
Искусство пережить ноябрь

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Смерть пчеловода

Роман известного шведского писателя написан от лица смертельно больного человека, который знает, что его дни сочтены. Книга исполнена проникновенности и тонкой наблюдательности в изображении борьбы и страдания, отчаяния и конечно же надежды.


Рекомендуем почитать
Путь человека к вершинам бессмертия, Высшему разуму – Богу

Прошло 10 лет после гибели автора этой книги Токаревой Елены Алексеевны. Настала пора публикации данной работы, хотя свои мысли она озвучивала и при жизни, за что и поплатилась своей жизнью. Помни это читатель и знай, что Слово великая сила, которая угодна не каждому, особенно власти. Книга посвящена многим событиям, происходящим в ХХ в., включая историческое прошлое со времён Ивана Грозного. Особенность данной работы заключается в перекличке столетий. Идеология социализма, равноправия и справедливости для всех народов СССР являлась примером для подражания всему человечеству с развитием усовершенствования этой идеологии, но, увы.


Выбор, или Герой не нашего времени

Установленный в России начиная с 1991 года господином Ельциным единоличный режим правления страной, лишивший граждан основных экономических, а также социальных прав и свобод, приобрел черты, характерные для организованного преступного сообщества.Причины этого явления и его последствия можно понять, проследив на страницах романа «Выбор» историю простых граждан нашей страны на отрезке времени с 1989-го по 1996 год.Воспитанные советским режимом в духе коллективизма граждане и в мыслях не допускали, что средства массовой информации, подконтрольные государству, могут бесстыдно лгать.В таких условиях простому человеку надлежало сделать свой выбор: остаться приверженным идеалам добра и справедливости или пополнить новоявленную стаю, где «человек человеку – волк».


На дороге стоит – дороги спрашивает

Как и в первой книге трилогии «Предназначение», авторская, личная интонация придаёт историческому по существу повествованию характер душевной исповеди. Эффект переноса читателя в описываемую эпоху разителен, впечатляющ – пятидесятые годы, неизвестные нынешнему поколению, становятся близкими, понятными, важными в осознании протяжённого во времени понятия Родина. Поэтические включения в прозаический текст и в целом поэтическая структура книги «На дороге стоит – дороги спрашивает» воспринимаеются как яркая характеристическая черта пятидесятых годов, в которых себя в полной мере делами, свершениями, проявили как физики, так и лирики.


Век здравомыслия

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Жизнь на грани

Повести и рассказы молодого петербургского писателя Антона Задорожного, вошедшие в эту книгу, раскрывают современное состояние готической прозы в авторском понимании этого жанра. Произведения написаны в период с 2011 по 2014 год на стыке психологического реализма, мистики и постмодерна и затрагивают социально заостренные темы.


Больная повесть

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Боксер

Автор книги рассказывает о судьбе человека, пережившего ужасы гитлеровского лагеря, который так и не смог найти себя в новой жизни. Он встречает любящую женщину, но не может ужиться с ней; находит сына, потерянного в лагере, но не становится близким ему человеком. Мальчик уезжает в Израиль, где, вероятно, погибает во время «шестидневной» войны. Автор называет своего героя боксером, потому что тот сражается с жизнью, даже если знает, что обречен. С убедительной проникновенностью в романе рассказано о последствиях войны, которые ломают судьбы уцелевших людей.


Людоед

Жан Кальме, преподаватель латинского языка и литературы в лозаннской гимназии, страдает от гнета своего деспотичного отца, который отнял у него любимую девушку, а вместе с нею уверенность в себе. Жан Кальме психически сломлен, его жизнь состоит из страхов, и даже смерть отца не может эти страхи развеять. И когда Жан Кальме встречает юную красавицу Терезу, он боится одного: как бы отец — или его призрак — не завладел ею. Страх руководит всеми действиями Кальме и доводит его до самоубийства.


Бешеный Пес

Генрих Бёлль (1917–1985) — знаменитый немецкий писатель, лауреат Нобелевской премии (1972).Первое издание в России одиннадцати ранних произведений всемирно известного немецкого писателя. В этот сборник вошли его ранние рассказы, которые прежде не издавались на русском языке. Автор рассказывает о бессмысленности войны, жизненных тяготах и душевном надломе людей, вернувшихся с фронта.Бёлль никуда не зовет, ничего не проповедует. Он только спрашивает, только ищет. Но именно в том, как он ищет и спрашивает, постоянный источник его творческого обаяния (Лев Копелев).


Путь в Иерусалим

Ян Гийу (Jan Guillou), один из самых популярных современных писателей Швеции, в своем увлекательном романе создает яркую фреску жизни средневековой Скандинавии. Вместе с главным героем романа, юным Арном, читатель побывает в поместье его отца Магнуса, в монастыре цистерцианцев, на деревенской свадьбе и на тинге, съезде благородных рыцарей, где решается, кто будет королем страны. Роман, переведенный на многие языки мира, в 1988 году был удостоен высшей литературной награды Швеции.На данный момент писателем созданы четыре романа из цикла «Рыцарь Арн», но в России издан лишь первый.Цикл «Рыцарь Арн»:1.