День первый - [4]

Шрифт
Интервал

Сергей покраснел и еще больше ссутулился.

— Мне бы вечерку нынче закончить, сестренку из интерната забрать. А можно ее с собой на пароходе?

— Большая?

— Седьмой год. Как она там лето без меня будет?

— А родители?

Сергей отвернулся.


— Товарищ старпом! — раскатился с высоты Алешка. — Прринимайте рработу!

— Сейчас приду, — очень серьезно ответил Корпиков безо всякого акания и покосился на матросов. — Отдохнуть хочешь?

— Никак нет, — отчеканил Алексей. — Леера бы обновить и мостик.

Соломатина так и развернуло вслед уходящему Корпикову, губы вытянулись, из них колыхнулось неразборчивое:

— Тю-ю… а… о… ы…

Поднялись на палубу, и молчаливой веревочкой потянулись на выход машинисты. Колёк семенил в середке с безразличной физиономией и даже чуть отвернулся, проходя мимо. Лысоватый пожилой механик медленно кивнул им, и Сашка взлетевшей рукой отдал честь.

…Толя Шаликов — второй штурман. Толя Шаликов — гибкий стан танцора, карие глаза с поволокой и насмешливый тон вожатого над мальцами. После обеда, помахивая тонким серым плащом, он легко взбежал по круто вскинутым сходням, перекинул плащ из правой руки в левую, здороваясь с Корпиковым, закурил «беломорину» и кивнул на копошившихся на корме ребят:

— Салаги?

— Салаги, — усмехнулся старпом. — С гонором.

Толя попыхал папироской и фальцетом подозвал Корытова:

— Второй штурман Анатолий Спиридонович, — представился он. — Доложите, чем занимаетесь.

— Чо? — Гена сдвинул губы гузкой и сосредоточенно посмотрел на Шаликова. Голова при этом упала у него на плечо. — Чо сделать?

— Доложите.

— У-у, — сообразил Гена. — Моем корабль. Грязь всякую выкидываем. А ты чо пришел?

— Я-то? — растерялся Анатолий. — У тебя уши заложило? Вторым штурманом здесь.

— Ну? — удивился Корытов, сдвинул шляпу, почесал лоб. — Да-а.

— Ладно, продолжайте приборку, — снисходительно кивнул Шаликов и повернулся к другу: — Кадры, ядрена вошь! Все здесь?

— Нет третьего. Николай Петрович обещал подобрать сегодня.

— Теннис купил?

— Купил. И шариков полсотни штук.

— Порежемся! — мечтательно отставил ногу штурман. — Люблю теннис.

— Я и шахматы взял, — буркнул Ионыч. — По мне так куда интереснее.

— Сыграем, сыграем, — отстраненно пробормотал штурман, — Пойду в рубку, целый отпуск там не бывал.

— Не прилипни.

— Красят? — заинтересовался Шаликов. — Кто?

— Паренек. Чуть странный. Старается. Но что-то в нем… — старпом повертел открытой ладонью. — Увидишь.

Анатолий медленно обошел судно, встал в проходе на мостик, наблюдая за Алешкой. Тот как раз закончил красить верхнюю рубку и что-то прикидывал про себя, оглядывая пароход. Ведерко с белилами он держал в левой руке, стоял уже на лестнице в пол-оборота к Шаликову, и что-то знакомое почудилось тому в белобрысой голове, в неровном овале похудевшего лица, в том, как он рывком забрасывал назад жгутики волос. Особенно знаком вихор.

«Да, эго он. Вместе сдавали экзамены в индустриальный год назад. Я не набрал полбалла, а этот прошел. Самоуверенный, всегда с запасом анекдотов, которые, чего уж кривить душой, рассказывал мастерски, этот паренек всегда был окружен стайкой мальчишек и девчонок».

Анатолий, старше абитуриентов на пяток лет, держался в сторонке. Да и за плечами у него стояли армия, флот, а эти школьники… Конечно, их знания были свежие… Каникулы у него, что ли? Рано…

Анатолий подавил в себе горечь. Ладно. Сочтемся.

— Привет, студент! — почти весело крикнул он.

Алеша резко обернулся. Улыбка криво поползла по лицу.

— Привет, — тихо ответил он.



Совсем не хотелось, чтобы в команде знали о его студенчестве.

— Привет, — повторил уже тверже, разглядывал Шаликова. — Что желаете, сударь? Есть пара приличных кистей и отменные белила. — Он входил в старую роль заводилы и шутника.

— Сочтемся, — насмешливо ответил Шаликов, одним махом взлетая на мостик. — Хорошо красишь, студент.

— Между прочим, Алексей Владимирович, — Алешка спрыгнул на палубу. — Рулевой.

— Анатолий, — вдруг протянул тот руку. — А что с вузом?

Алексей вздохнул.

Помолчали. Закурили.

— А я тебя запомнил, — глаза штурмана мечтательно смотрели на дальний берег Туры. — Там две девчонки были с тобой. Одна такая губастенькая, беленькая…

Зинка. Это она растерялась на экзамене, и молодой высокомерный преподаватель, сидевший сбоку стола, снисходительно тронул пальчиком ее подбородок:

— Что же вы молчите, как девушка перед абортом?

Алешка тогда рванулся вперед. Драчун из него не очень. Но от пощечины у прощелыги в модном японском костюме очки полетели, а сам он медленно поднялся:

— Вы… Вы… Вон!..

— Курсы при заводе кончал?

— Угу.

— Экстерном, — догадался Шаликов. — Хорошо вам — лоцию сдавать не надо. А нас каждый яр, перекат, береговые знаки спрашивают.

Алексей удивился. Запомнить весь фарватер от Тюмени по Туре, Тоболу, Иртышу, Оби до Усть-Балыка, Мегиона, Шаима, а затем и до Омска, со всеми мелочами, конфигурацией берегов, капризами донных ползущих участков, расположением бакенов, створных знаков, семафоров! И не просто запомнить, а знать их точную последовательность. Вот такие требования к штурманам! Рулевые же сдавали зачет по лоции с использованием карты. Никому в голову не приходило делать это вслепую.


Рекомендуем почитать
Поговори со мной…

Книгу, которую вы держите в руках, вполне можно отнести ко многим жанрам. Это и мемуары, причем достаточно редкая их разновидность – с окраины советской страны 70-х годов XX столетия, из столицы Таджикской ССР. С другой стороны, это пронзительные и изящные рассказы о животных – обитателях душанбинского зоопарка, их нравах и судьбах. С третьей – раздумья русского интеллигента, полные трепетного отношения к окружающему нас миру. И наконец – это просто очень интересное и увлекательное чтение, от которого не смогут оторваться ни взрослые, ни дети.


Воровская яма [Cборник]

Книга состоит из сюжетов, вырванных из жизни. Социальное напряжение всегда является детонатором для всякого рода авантюр, драм и похождений людей, нечистых на руку, готовых во имя обогащения переступить закон, пренебречь собственным достоинством и даже из корыстных побуждений продать родину. Все это есть в предлагаемой книге, которая не только анализирует социальное и духовное положение современной России, но и в ряде случаев четко обозначает выходы из тех коллизий, которые освещены талантливым пером известного московского писателя.


Его Америка

Эти дневники раскрывают сложный внутренний мир двадцатилетнего талантливого студента одного из азербайджанских государственных вузов, который, выиграв стипендию от госдепартамента США, получает возможность проучиться в американском колледже. После первого семестра он замечает, что учёба в Америке меняет его взгляды на мир, его отношение к своей стране и её людям. Теперь, вкусив красивую жизнь стипендиата и став новым человеком, он должен сделать выбор, от которого зависит его будущее.


Дороги любви

Оксана – серая мышка. На работе все на ней ездят, а личной жизни просто нет. Последней каплей становится жестокий розыгрыш коллег. И Ксюша решает: все, хватит. Пора менять себя и свою жизнь… («Яичница на утюге») Мама с детства внушала Насте, что мужчина в жизни женщины – только временная обуза, а счастливых браков не бывает. Но верить в это девушка не хотела. Она мечтала о семье, любящем муже, о детях. На одном из тренингов Настя создает коллаж, визуализацию «Солнечного свидания». И он начинает работать… («Коллаж желаний») Также в сборник вошли другие рассказы автора.


Малахитовая исповедь

Тревожные тексты автора, собранные воедино, которые есть, но которые постоянно уходили на седьмой план.


История Мертвеца Тони

Судьба – удивительная вещь. Она тянет невидимую нить с первого дня нашей жизни, и ты никогда не знаешь, как, где, когда и при каких обстоятельствах она переплетается с другими. Саша живет в детском доме и мечтает о полноценной семье. Миша – маленький сын преуспевающего коммерсанта, и его, по сути, воспитывает нянька, а родителей он видит от случая к случаю. Костя – самый обыкновенный мальчишка, которого ребяческое безрассудство и бесстрашие довели до инвалидности. Каждый из этих ребят – это одна из множества нитей судьбы, которые рано или поздно сплетутся в тугой клубок и больше никогда не смогут распутаться. «История Мертвеца Тони» – это книга о детских мечтах и страхах, об одиночестве и дружбе, о любви и ненависти.


Временно исполняющий

Вадим Леонидович Данилов родился в 1923 году в Уфе, в семье военнослужащего. Среднюю школу закончил в Челябинске в 1941 году и сразу же ушел в армию. После учебы в артиллерийском училище воевал на Воронежском, 1-м и 4-м Украинских фронтах. Был награжден боевыми орденами и медалями. Службу в армии закончил в 1948 году и поступил на факультет журналистики Уральского государственного университета.Работал в газете «Уральский рабочий». С 1966 года корреспондент газеты «Правда».Публикуемая повесть — первое крупное произведение.


Ротмистр авиации

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.