День Откровения - [14]

Возможно, их неторопливая и беспечная беседа продолжалась бы еще, если бы к Эдварду Бартону не подошел вчерашний гигант в больших солнцезащитных очках и, наклонившись, не сказал ему:

– Эд, к тебе гости. С Корфу приехал начальник полиции, Спирос Кодзакис, а с ним еще два очень мрачных типа. Я уже встречал этих ребят в Афинах, они из армейской контрразведки. Ты примешь их?

Охранник говорил тихим голосом и к тому же по-русски, но Джейн не только расслышала его слова, но и поняла о чем тот говорил, так как факультативно изучала этот язык в университете и даже имела кое-какую языковую практику. К её удивлению Эдвард Бартон так же ответил ему по-русски и к тому же без малейшего акцента, хотя судя по распространяемым его пресс-атташе сведениям он был выходцем из Макумбы и гражданином Великобритании.

– Гена, пропусти Спиро, а эти афинские прохвосты пусть посидят в холле. – Так же негромко ответил Эдвард и с умиротворенной улыбкой откинулся на шезлонге, как будто получил приятное известие.

Джейн, ставшая невольной свидетельницей этого разговора, хотела было встать и уйти, но поскольку Эдвард Бартон не сделал ей на этот счет даже малейшего намека, все-таки осталась. В конце концов то, что Эдвард, как оказалось, прекрасно знал русский язык, её не особенно удивило, как вчера ее не удивило то, что охранник оказался русским. Россия, ее граждане и язык, были теперь весьма популярны во всем мире. Куда больше её удивил воскресный визит полицейского в это поместье. По мнению Джейн, у такой важной шишки, как Эдвард Бартон долен был быть целый батальон адвокатов, чтобы разбираться с подобными трудностями. Во всяком случае она не удивилась бы такому факту, а тут глава крупнейшей неправительственной организации дает согласие поговорить с каким-то греческим полисменом.

За кустами вскоре самшита послышалось грузное сопение, тяжелые, шаркающие шаги, а затем появился и сам Спирос Кодзакис, огромный, толстый грек, одетый в фуражку с кокардой, форменную гимнастерку с короткими рукавами, мокрую от пота, и сильно измятые, мешковатые брюки песочного цвета. Начальник полиции, не обращая никакого внимания на Джейн, молча прошел под зонтик. Один слуга моментально принес для него легкое плетеное кресло, а второй, маленький столик, на который бармен, тут же выросший, словно из под земли, поставил хрустальную вазочку со льдом, кувшин с холодным чаем, бутылку "Метаксы" и два больших, пузатых бокала. Спирос Кодзакис осторожно опустился в кресло и шумно выдохнул из себя воздух. Все так же молча полицейский снял с головы фуражку, достал из кармана брюк синий платок размером с шаль и принялся тщательно утирать им пот.

Сначала он промокнул свое раскрасневшееся лицо, затем лысину, покрытую крупными каплями пота и принялся, крутя головой, вытирать короткую, мощную шею, поросшую густой, черной шерстью, завитой в колечки. Еще раз шумно вздохнув, Спирос налил в бокал холодного чая и выпил его несколькими крупными глотками, после чего насыпал в другой бокал льда и залил его "Метаксой". Взяв бокал огромной ручищей, полицейский поболтал его, словно погремушку, и отпил несколько маленьких глоточков. Эдвард Бартон все это время лежал полностью расслабленный и как-то очень уж нежно улыбался этому огромному греку. Когда Спирос Кодзакис перестал сопеть от натуги и затих, он повернулся и обратился к нему по-русски:

– Привет, старина. Тебя еще не доконала эта жара?

– Ох, Эдик, она меня когда-нибудь точно убьет, если меня раньше на загонят в гроб эти афинские мудаки. Слава Богу, что на свете есть чай, лед и коньяк, а не то я давно бы уже откинул копыта. – Сочным басом ответил грек Эдварду Бартону и, устало вздохнув, прикрыл глаза.

Эдвард выпрямился и поднял спинку шезлонга. В следующее мгновение в его руке был бокал сухого мартини со льдом и Джейн была готова поклясться, что бармен к нему точно не подходил. Но поскольку пустого бокала она нигде не увидела, то она подумала, что, возможно, это был тот самый бокал, который принес ему бармен чуть более получаса назад. Повернувшись к полицейскому, Эдвард укоризненно сказал ему:

– Спиро, почему ты не поздороваешься с Ольгой? Я уже не спрашиваю тебя, почему ты, Вера, дети, вы все, не приехали к нам на уик-энд.

Крупное тело грека вздрогнуло, как от удара, и он ответил почти плачущим голосом:

– Эдик, но ведь она же совсем голая.

– Ну, не совсем, Спиро. Да, кстати, неужели ты находишь её столь безобразной, что тебе противно взглянуть на нее? – Насмешливо поинтересовался у полицейского Эдвард.

Спирос Кодзакис с усилием, заметным даже невооруженным глазом, повернулся к бассейну, в сторону которого он старался не смотреть, и, приподнявшись в кресле и помахав рукой, проревел зычным басом опять-таки по-русски:

– Оленька, солнышко мое, здравствуй! Как ты поживаешь, моя девочка? Тебя еще не замучил этот обормот?

Ольга быстро вскочила с шезлонга и, помахав Спиросу в ответ, нырнула в бассейн и поплыла в их сторону. Грек закрыл глаза и громко застонал так, словно видеть красивую, обнаженную девичью грудь было для него мучением. Подплыв к краю бассейна, Ольга не стала выбираться наружу, а лишь протянула Спиросу свою сильную, красивую руку с узкой ладонью. Грек поднялся из кресла и, с натугой присев на корточки, пожал Ольге руку. По тому, какими глазами Ольга Бартон смотрела на этого крупного, тучного мужчину, Джейн поняла, что оба они очень дружны, а то как она разговаривала с ним, лишь утвердило её в этом наблюдении. Весело улыбаясь, она спросила Спироса: