День независимости. Часть 2 - [15]

— А… пошел ты! — окрысился Желобов и потянулся за бутылкой. — Знаешь, кто мы? Знаешь?! Эх… — он заскрипел зубами.

Приходько, не меняя интонации, спросил:

— Кто?

— Твари мы!.. Убийцы!

— Встряхнись, щенок, — оторвался от доски с нардами Ян Криновский. — Орешь, как резаный… А ты что на дурака пялишься? — набросился на Казбека, партнера по игре. — Ходи, давай.

Давясь водкой, Желобов допил стакан и обхватил руками голову.

* * *

Не зря мать его учила: «Не бери пример с этого хулигана Задорина! Попомни мое слово, тюремщик растет!». А как не брать, когда Сергею, напротив, хотелось во всем походить на Кирилла, которого уважали и боялись многие пацаны в округе.

Здоровый, высокий, независимый, Задорин в пятнадцать лет уже смотрелся как девятнадцатилетний. Девчонки липли к нему, дрались между собой за право погулять с ним. Взрослые парни здоровались за руку, как с равным, и не чурались общения.

Задорин спуску никому не давал, особенно, если ему начинало казаться, что кто-то его задевает. И в драках равного ему не было.

Была, впрочем, у него черта, из-за которой с ним не хотели связываться. Распалившись в кулачном бою, Кирилл не мог остановиться. И хотя противник уже хлюпал кровью или упал и молил о пощаде, бил до тех пор, пока его силой не оттаскивали в сторону.

В восьмом классе он повздорил с парнем из десятого, и хлестка за углом школы для обоих закончилась плачевно. Верзила-выпускник попал с переломом челюсти в больницу, а на Кирилла завели уголовное дело по факту избиения. Скамьи подсудимых ему удалось избежать, но слава забияки пошла гулять по жилмассиву.

Сергей же был ему полной противоположностью. Маменькин сынок, как запросто называли обидчики, худой и нескладный, он не мог постоять за себя, и безропотно сносил тумаки и презрительные смешки.

Так было до той поры, пока он не примкнул к кампании Задорина. Он и там бегал на последних ролях. Скажут, принесет сигарет или пива. Или выполнит любую другую просьбу. И хотя Задорин держался с ним высокомерно и никогда не снисходил до равных, близость к его окружению приносила плоды. Чужие не решались его трогать, и уже это для Сергея значило многое…

В армию он не попал по состоянию здоровья. Медики нашли плоскостопие и хроническую болезнь желудка. Кампания, едва призвали Кирилла, распалась.

Кирилл служил где-то на Кавказе, писал мало, но, когда вернулся домой, дал почву для пересудов: «Как армия человека меняет. Уходил остолоп остолопом, а вернулся с боевой наградой».

Слухи донесли до Желобова о похождениях Кирилла в дни осетино-ингушского конфликта: солдаты спасали мирное население от националистов, и он в том здорово отличился. В любом случае, медали зря не дают.

Его опять, как магнитом, тянуло к Задорину…

После техникума, с работой ему не везло. Куда не пытался устроиться, ждал вежливый отказ. Так и сидел на шее у матери, на мизерную зарплату, которой едва сводить концы с концами.

Задорин нашел денежную работу и мотался по длительным командировкам. Но домой приезжал с тугим кошельком, и отрывался на полную.

Мать уже не считала его пропащим, и часто ставила в пример.

Смотри, набирайся уму. Как жить-то надо.

Повстречав однажды подвыпившего приятеля, Желобов попросил помочь с работой. Как ни пьян был Задорин, а дал согласие:

— А почему бы и нет? Только учти, работа тяжелая и… всякое бывает.

Желобов рьяно заверил, что работы он не боится, и что будет благодарен, если тот ему посодействует.

Напросился на свою голову…

* * *

Вскоре выяснилось, что Задорин никакой не вахтовик, а самый настоящий наемник. Только выяснилось это слишком поздно.

Попав в конце девяносто восьмого в Чечню, оба оказались в диверсионном лагере под селением Бамут, под патронажем известного араба Эмира Хаттаба.

Для Задорина диверсионная школа была сродни армейской учебки. Тот же жесткий распорядок дня, та же уставщина, только вместо постылых хозработ — интенсивное обучение методам ведения партизанской войны, минированию, ежедневные стрельбы…

Иностранные инструктора дело свое знали. Даже Желобов к концу школы сносно стрелял, худо-бедно владел приемами рукопашного боя, мог установить и снять мину…

* * *

Экзаменом для него и еще шестнадцати «выпускников» стала диверсия на дороге близ Хасавюрта, проведенная в мае 1999 года.

Чечено-дагестанскую границу они пересекали под покровом ночи, минуя блокпосты, и к раннему утру вышли к назначенной точке.

Выставив наблюдателей, приступили к делу. Закладывать фугас досталось Желобову.

Вырыв лунку, он выдернул из гранаты чеку и положил запальной скобой вверх. Сверху придавил фугасом и, подсоединив провода, засыпал землей. Инструктор работу оценил на «тройку», заставил обрезком протектора отпечатать колесный след, и уже после этого, разматывая катушку полевого провода, увел группу к кустарнику, где предполагал устроить засаду.

Урал с милиционерами вынырнул из-за поворота.

Он лежал, уткнувшись лицом в холодную землю, слыша в ушах толчки собственной крови. Рядом аккумулятор, на котором инструктор собирался замкнуть провода.

…Из тента грузовика донесся взрыв хохота.

Они еще шутили, эти потенциальные кандидаты на тот свет. Его взгляд отчего-то зациклился на пятнистом, высунувшемся из кузова, колене омоновца и дуле автомата, нацеленном в никуда. Боковым зрением успел уловить движение инструктора.