День Медведя - [98]

– А если он не вернется к одиннадцати? – обуреваемый дурными предчувствиями – одно другого дурнее, целый дурдом, а не настроение – выглядывал то в одну неподвижно замершую хмурым людом улицу, то в другую Иванушка.

– Провозгласим Спирю чудесным образом ожившим правителем Мечеславом Каким-то там, и вся недолга, – криво усмехнулась в ответ Сенька и вздохнула. – А вообще, не выдавай желаемое за действительное, милый муж. Никуда он не…

– ЕДЕТ!!! – донесся истеричный выкрик со стороны Иноземной, и в мгновение вся многотысячная толпа подхватила его, как один человек:

– Едет, едет, едет!!!..

Оцепление поднатужилось, поднапружилось, и продавило в массе верноподданных коридор шириной в метр: на большее не хватило ни личного состава, ни сил, ни, в первую очередь, желания.

Захочет, так и в форточку пролезет, кисло прокомментировал пришествие нового царя Захар.

Рысью вылетел на середину Дворцовой площади конный отряд охотников под предводительством Бренделя и дружно остановился перед помостом, эффектно подняв скакунов на дыбы.

Под ногами лошадей вились и скулили от переполнявших их нечеловеческих эмоций псы.

– Без семи минут одиннадцать. Я прибыл, – с непроницаемым лицом доложил граф, достал из седельной сумки и размашисто швырнул к подножью помоста зайца. – А вот и моя добыча.

– Остальное, я полагаю, ваша светлость, едет с обозом? – с таким же непроницаемым лицом уточнил Иван[111].

– Вы переоцениваете мои скромные способности в умерщвлении невинных зверюшек, ваше высочество, – потупил очи и издевательски покривил губы граф. – Всё, что мы добыли – перед вами.

Сотни грудей выдохнули враз свое изумление, разочарование, возмущение, обиду и еще Бог сколько и каких чувств, но Брендель, казалось, был слеп и глух ко всему, происходящему за его спиной.

– А где же наш … без пяти минут монарх? – глянул он сначала на наручные песочные часы, потом на помост, затем в прилегающие улицы – одну за другой.

– Вы имеете в виду господина барона Дрягву? – сухо уточнил царевич.

– Его самого, – согласно кивнул граф. – Его величество барона. Дрягву Великолепного. Силезеня Певчего. Или как там его прозовут в веках восхищенные потомки.

– Его превосходительство не придет, – Иван с усилием сглотнул сухим горлом и, несмотря на то, что больше всего на свете ему сейчас хотелось закричать на бесстрастного, как вамаяссьская стена, графа, или наброситься на него с кулаками, или убежать отсюда, из этого города, этой страны, куда глаза глядят, и забыть всё, как постыдный, нелепый, кошмарный сон, он продолжил ровным бесцветным голосом:

– Вчера он внезапно заболел, и не смог принять участие в четвертом состязании. Поэтому, вынужден вам сообщить, даже при том минимальном объеме добычи, который был предъявлен жюри, вы являетесь победителем объявленных состязаний. О чем мы и доводим до вашего сведения официально. Завтра, в десять часов утра, на этом же самом месте, состоится обряд коронации нового правителя Царства Костей. Примите поздравления.

– И участие, – не преминула вставить Серафима, лучась благожеланием и искренностью в смертельных дозах, как полтонны стронция. – А также приглашение на пир в вашу честь, посильную лепту в приготовление которого вы только что внесли. Всего хорошего, ваше будущее величество.

Удалялся граф с площади под дружные вопли: «Да здравствует Аспидиск Первый».

Все сто двадцать шесть его слуг, стражников и придворных очень старались перекричать друг друга и всех остальных.

Иванушка никогда раньше не думал, что тишина переполненной площади может быть такой же громкой, как и ее рев.

* * *

Дед Голуб склонился над чистым листом бумаги, тщательно выписывая одну ровную округлую буковку за другой, от слова к слову, от предложения к предложению.

Рядом со столом, на табуретке, поджав под себя ноги, с глубоким интересом наблюдала за процессом Воронья.

Терпеливо дождавшись, пока чернила на пере закончатся, и старику пришлось оторваться от работы и потянуться к чернильнице, девочка заглянула в покрасневшие от бессчетных часов за письменным столом глаза учителя и задала вопрос:

– Деда, а деда? А что это вы всё время пишете? Вы взаправду все хроники старинные на нашем наречии переписать решили?

– Что?.. – рука с пером зависла в воздухе, и старик слегка недоуменно взглянул на свою любимую ученицу. – А, ты всё еще здесь, Воронья…

– Здесь, – обижено надулась девочка. – Вы ж сами велели мне погодить, пока страницу допишете, а сами уже с тех пор пятую строчите.

– А… Ой… Извини, птичка… Заработался…

– Ага, заработались, – ворчливо сложила локти поверх стопки чистой бумаги воспитанница детского крыла. – Тетя верява говорит, что вам на свежем воздухе надо чаще бывать. И питаться вовремя. А то вон совсем на шкилет похожи стали – кожа да кости торчат, и то в разные стороны.

– Да разве ж я… – начал было виновато оправдываться дед, но Воронья не дала ему и шанса.

– Вот, я вам, как человеку, полчаса назад суп принесла – так он уже не то, что остыл – испортился, поди. Кушайте давайте, лучше, дедушка, потом допишете. Бумажки не убегут.

И она сняла с кипы старинных пергаментов на диване жестяную миску, прикрытую треснутой тарелкой, аккуратно отодвинула исписанный лист на столе в сторону, и с не терпящим возражения выражением на худеньком личике водрузила холодный суп перед стариком.