День Медведя - [79]

– Терёха, Егорша, Игнат, сюда, загружаемся быстро! – кликнула царевна в темноту, и та отозвалась лошадиным фырканьем и звоном подков по мостовой.

– Ну, давайте, грузите, ребятушки, – похлопал Егора по могутному плечу в районе локтя – выше не доставал – старый актер. – А мне еще в Уматный к контуженым нашим заскочить надо – с советником одежкой обратно поменяться, грим смыть, да на место голубков наших оттащить с Кысем со дружиною.

– Спасибо, дед! – улыбнулась Сенька и помахала вслед быстро удаляющейся фигурке вязаной перчаткой.

С площади доносились несвязные обрывки перевираемых песен, мелочных ссор, неистового хохота и бессмысленных потасовок. Клиенты явно созрели. Наставал черед третьей стадии операции.

Царевна прошмыгнула под окнами какого-то дворца мимо пирующих постольцев и гостей столицы и оказалась на Господской улице. Там ее уже ждали.

– Ну, как, всё готово? – взволновано спросил Иванушка.

– Готово, – удовлетворенно кивнула она. – А вы готовы?

– И я готов, – подтвердил звучный густой голос.

– Ну, благодарим за понимание, уважаемый Лунь Баюн…

– Баян, – снисходительно поправил сказитель и принял гусли в боевое положение. – Пойдем, что ли?

– А что у нас… у вас… в репертуаре? – на ходу полюбопытствовала царевна.

– Героическая эпическая былина «Смерть витязя». Небольшая, но торжественная.

– Что, совсем небольшая? – заволновалась на всякий случай Сенька.

– Всего тысяча двести тридцать семь куплетов.

– С припевами? – не унималась по инерции царевна.

– После каждого куплета, – успокоил певец.

– Гут, – успокоилась Серафима.

Через пять минут после начала вечернего концерта на сказителя обратила внимание около четверти гуляк. Через десять минут – еще половина.

Через пятнадцать площадь приумолкла, если не считать подвываний в несколько сотен глоток не в тон и не в такт, коллективных сморканий в рукава и дружных всхлипываний, местами переходящих во всхрапывания.

Через тридцать минут после начала даже самые стойкие слушатели медленно уплыли в страну похмельных снов. Разгульная жизнь на Дворцовой площади остановилась. Началась жизнь разумная.

Разбивались простоявшие десятилетиями заколоченными парадные дворцов. Спящие мертвецки пьяным сном горожане сначала перетаскивались, а потом и перевозились на телегах в приемные залы, где их уже поджидали растопленные воспитанниками детского крыла камины и постели из портьер и гобеленов. Ближе всех к камину в царском дворце занимали почетное теплое место двое графских слуг и распорядитель, освобожденные от пут, но из мира грез пока не вернувшиеся.

Гвардейцы, стражники, охотники, пожарные и, конечно, Иван с Серафимой трудились не покладая рук, не отдыхая ног и не разгибая спин.

Через полтора часа последняя жертва Бренделя была перенесен под крышу ближайшего дворца и уложена в ряд с собутыльниками. Министры, золотари, купцы, сапожники, пекари, кузнецы, рудокопы, колесники, слуги претендентов – все оказались равны перед хлебным вином, Лунем Баяном и уставшими донельзя и наплевавшими на ранги спасателями.

Еще несколько часов ушло на то, чтобы превратить столы и скамьи в дрова для дворцовых каминов. Впрочем, к счастью для спасателей и для спящих на полу, после рыцарских турниров, плясок и драк некоторые предметы уличной мебели уже начали свой путь к растопочному материалу, и им оставалось только намного помочь.

Закончив работу, спасатели и детвора выскочили из теплых, но пропитавшихся сивушными парами перегара помещений на свежий холодный воздух, обессилено опустились на ступеньки парадных и вздохнули с облегчением. Все, кроме Ивана и Серафимы. Они-то знали, что кроме вечера и ночи бывает еще и утро…

* * *

Оглашение результатов третьего конкурса пришлось перенести с десяти утра на час дня по техническим причинам: членов жюри сначала долго не удавалось найти среди залежей похмельных тел, потом они были никому не кабельны[89], а потом, когда контакт установить всё-таки удалось – просто нетранспортабельны. И посему пришлось долго их обливать, умывать и отпаивать холодной водичкой, холодную же водичку прикладывать на полотенцах к больным головушкам, и только после этого, осторожно, как неразорвавшиеся бомбы, переводить под белы ручки короткими перебежками, от куста к забору, от забора к канаве, в управу. Дорогу на холм до дворца, водичка или не водичка, они бы не пережили.

И поэтому сразу, как только пред затуманенными вселенской несправедливостью министерскими очами предстал первый претендент – его светлость граф Аспидиск – господа министры поспешили переложить всю мерзость утреннего бытия с больных голов на здоровую. Проще говоря, граф за третий конкурс получил ноль очков.

Если бы математическое образование позволяло страдающему и мятущемуся кабинету министров, то и минус пятьсот было бы далеко не пределом, но даже этот незамысловатый ноль жестоко отбрасывал пораженного, лишившегося дара речи Бренделя на безнадежно последнее место.

Оба барона получили по пять очков, разделив первую позицию как на этапе, так и на всем состязании.

Забыты и прощены были и заунывные былины, и неуклюжие рыцари: по сравнению со страшной утренней болезнью на пять тянуло что угодно.