День лжецаря - [22]

— Симеркет, — с упреком возразил Сенмут, — ты описываешь богиню, а я должен вспомнить женщину. А их столько на свете!

Симеркет постарался спрятать разочарование, заставив свой голос звучать почти весело:

— Значит, если сюда явится самая красивая женщина Вавилона, с пепельной кожей, с глазами цвета речной воды, ты сообщишь мне?

— Конечно. Но возможно, я сумею помочь тебе каким-либо другим способом… — Священник почесал бровь, силясь что-то вспомнить. — Матушка! — позвал он Виа, вернувшуюся во двор. — Матушка, как имя той певицы?

— Нидаба, — ответила Виа, сразу поняв, о ком говорит ее муж.

— Кто она? — спросил Симеркет.

— Нидаба. Исполнительница баллад и стихов. Ты должен пойти к ней. Именно в ее доме люди ищут то, что им нужно. В Вавилоне все это знают.

Симеркет был заинтригован.

— Например?

Виа, казавшаяся более практичным членом семьи, лукаво взглянула на него.

— То, чего не найдешь в обычных ларьках или на базарах, если ты понимаешь, о чем я говорю.

— Черный рынок? Виа кивнула:

— Да, конечно, но люди в основном ходят туда за сведениями, слухами. Если кто-нибудь в городе видел твою жену и друга, у Нидабы ты найдешь его.

— Где ее дом?

— Мы никогда там не были, Симеркет, — сказал Сенмут. — Это неподходящее место для духовного лица, чтобы его там видели. Но я думаю, что она живет в старой части города.

— Откуда вы о ней узнали?

— Когда нам пришлось продавать статуи богов, мы стали наводить справки. Из дома Нидабы пришел какой-то человек и забрал их. Очевидно, она знала того, кто интересовался египетскими предметами.

На город упала тьма. Симеркет поднялся, собираясь уйти, поскольку эламцы установили ночью комендантский час, позволив ходить по улицам только лицам со специальным пропуском. Симеркет поспешно попрощался с хозяевами: одни боги знали, сколько времени ему понадобится для того, чтобы добраться до гостиницы. Когда Виа приподнялась на цыпочки, чтобы обнять его, он опустил несколько колец золота в карман ее ветхой туники.

— Ты вернешься, Симеркет?

— Конечно. Мне доставляет удовольствие снова говорить по-египетски. Я даже не представлял, как я устал от того, что приходится говорить только по-вавилонски.

— Мы расспросим людей о твоей красавице, — искренне пообещал Сенмут. — И о мальчике тоже.

В ту же ночь Симеркет обнаружил, что в его отсутствие кто-то рылся в его вещах. Печати на письмах фараона об освобождении Найи и Рэми были сломаны. Хотя незваный гость пытался их восстановить, Симеркет заметил тонкую — не толще волоса — линию слома, что, хоть и едва заметно, но нарушало цельность восковой печати. Со все возрастающим чувством тревоги он переворошил мешок в поисках глиняных табличек. Они были на месте: какое облегчение! Скоро ему идти в замок за золотом, и они будут ему нужны. Тот факт, что таблички по-прежнему лежали в его мешке, доказывал, что человек, который рылся в нем, более интересовался информацией, нежели золотом.

Египтянин обругал себя за то, что оставил вещи в комнате. Теперь эламцы знали, что он ищет двоих египтян и кто они такие. Он не сообщил о своем намерении таможеннику у ворот Иштар, и эламцы захотели узнать о нем побольше. Что ж… У него не было желания впутываться ни в какие междоусобные интриги, а времени у него оставалось все меньше. Через несколько дней Кутир, несомненно, потребует его к себе. Он должен работать быстро — и безо всяких соглядатаев, которые докладывают о каждом его шаге во дворец.

Покинув на следующее утро гостиницу, Симеркет двинулся медленно, кругами, уверенный в том, что двое его незадачливых прилипал последуют за ним. Как он и думал, вскоре он услышал, как более высокий из двоих вышел на дорогу, кашляя и тяжело дыша.

— Доброе утро, — поздоровался он, подойдя к Симеркету. Хотя накануне эти люди вели себя дружелюбно, теперь они сделались настороженными. Они нервно озирались по сторонам, обшаривая глазами запруженные толпой улицы, подозрительно поглядывая на знать и чиновников, собиравшихся в различные казенные здания и храмы. Знаками они пригласили Симеркета зайти в темный портал. И там, переминаясь и переглядываясь, сообщили ему, что их работа состоит в том, чтобы держать его в поле зрения, а не выполнять его поручения.

— Пожалуйста, господин, — прошептал один из агентов, — мы даже не должны приближаться к вам! Что, если кто-нибудь из важных людей увидит нас вместе? Что они подумают?

— Мы потеряем работу! — добавил другой, чей голос звучал подобно натянутой струне лютни. — Сейчас и так почти невозможно честно заработать. Вы, господин, просто идите себе, как шли раньше. Мы не будем вам досаждать, если вы не будете нас беспокоить. Вы сами по себе — а мы сами по себе.

— А как бы вы отнеслись к предложению оказывать мне услуги? Я буду ваш господин.

На мгновение оба собеседника замолчали. Затем тот, что похудее, разразился протестующими возгласами, забыв, что его могут услышать. Да их в лучшем случае ждет темница, если они изменят своим хозяевам! Из бесконечных обращений этого человека к шестидесяти тысячам богам Вавилона Симеркет понял, что эламцы в таких делах не отличались попустительством.

— Ну, скажем по-другому, — сказал он. — Что, если я заплачу вам за то, чтобы вы не следовали за мной? В таком случае вы по меньшей мере будете одновременно получать два жалованья.