День Литературы, 2005 № 09 (109) - [18]

Вадим Кожинов в несвойственной ему высокопарной манере в дарственной надписи на книге, подаренной Станиславу Куняеву, в частности, утверждает: " … и поверь мне, — я знаю, — что твоя мудрость, мужество и нежность, воплощенные в твоих словах и деле, останутся как яркая звезда на историческом небе России!"

И это действительно так.

“РОЖДЕННЫЙ В ФЕВРАЛЕ, ПОД ВОДОЛЕЕМ...” (неопубликованная беседа с Юрием Кузнецовым)

Юрий КУЗНЕЦОВ. Русские писатели редко давали интервью — не любили этого. Интервью сковывает вопросами.

Владимир ЛЕВЧЕНКО. И все же, может, попробуем. Расскажите, пожалуйста, о своих корнях, детстве и юности, родной Кубани.

Ю.К. Отец мой был начальником заставы на бессарабской границе еще до того, как Красная Армия вошла в Западную Бессарабию. Потом его внезапно, ничего не объясняя, сняли с должности, лишили звания и прав и бросили на произвол судьбы. Для сослуживцев это был гром среди ясного неба. Его любили и уважали. Но попробуй тогда заступись за невинно пострадавшего. Атмосфера того времени сейчас немного прояснилась. Примерно за два года перед войной он попытался узнать причину такой немилости. Наконец ему удалось встретиться с "тройкой", которая рассмотрела его "дело". Ему показали донос, исходящий из его родного села Александровское на Ставропольщине. В нем все было чудовищной ложью. Он, де, сын кулака и т.п. Это никак не соответствовало действительности. Мой дед умер, когда отцу было всего четыре года, в 1908 году. Отец был младшим среди трех братьев, вот и гнул на старших спину. После гражданской войны братья поумирали. Жизнь пошла по советскому образцу. Отец вступил в комсомол, потом — в военное училище. Ничего ни кулацкого, ни левацкого не могло быть даже в мыслях. Он поехал в село Александровское, нашел доносчика и заставил изложить правду на бумаге. За все это время наша семья часто переезжала. В конце концов, оказались в кубанской станице Ленинградской, бывшей Уманской. Там скитались по углам. Одним словом, тяжело жили. Меня еще не было, мать была беременной. От страха перед неизвестностью она решила прервать беременность. Но было уже, слава Богу, поздно... И я родился 11 февраля 1941 года, да об этом я уже говорил...

В.Л. А что было дальше?

Ю.К. Отцу после опровержения вернули все права, знание и предложили служить на любой западной заставе. Но гордый отец отказался. С первого же дня войны он рвался на фронт. Ан нет, его сделали военным инструктором. Потом его отправили в Ташкент, где он экстерном окончил Академию имени Фрунзе. После этого в конце 1942 года он уже воевал на Моздокском направлении. Потом освобождал Минеральные Воды, родное село Александровское, был на Голубой линии, был переброшен на север Таврии. Первым форсировал Сиваш в ноябре 1943 года, держал плацдарм до весны 1944 года. Погиб при освобождении Севастополя 8 мая 1944 года в должности начальника разведки корпуса... В 1943 году наша семья — мать и трое детей — переехали в Тихорецк, вот почему у меня мягкий говор. Вот почему в южноэтнической среде я свой, и плаваю в ней, как рыба в воде.

В.Л. Юрий Поликарпович, а откуда родом ваши родители?

Ю.К. По материнской линии, я из Рязани, из-под Касимова, где мой прадед лежит. По отцовской линии — даже не знаю откуда гадательно, Тамбов, Воронеж. У моего деда по отцовской линии была красавица жена, такая чернявая. (Я ведь в мать, а сестра — в отца.) Есть даже подозрение, что она из казачек, но это только подозрение. Она не могла быть черкешенкой, думаю, была из терских. Но и это — литературные домыслы.

В.Л. Эге, Юрий Поликарпович, значит, у вас есть что-то казачье? Что вы думаете о возрождении казачества, всевозможных казачьих съездах и прочих казачьих делах?

Ю.К. Это политический вопрос. Но не дай Бог, чтоб казачьего коня оседлал черт знает кто, вроде денационализированного демократа или ряженого патриота... Главное — дух возрождения, исторически точнее — воскресения. На Руси многое погибло, а потом воскресло, разумеется, в новом качестве. Ныне жизнь другая, и казачьи дела, хочу верить, воскреснут в ином виде и качестве. Но товарищество, круговая порука, взаимовыручка, что всегда были у казаков, и впредь должны оставаться основой, тем более сейчас, при большом географическом пространстве (от Кубани до Амура), важно чувство локтя.

В.Л. Но вернемся к вашей биографии. Что же было дальше?

Ю.К. В Тихорецке я прожил до 1960 года. Потом поступил в тогдашний педагогический институт на историко-филологический факультет. Один курс закончил и, к ужасу матери, бросил его. На поворотах жизни я всегда вел себя решительно. Что-то мне подсказывало поступать вопреки обстоятельствам. Наитие, что ли... Внешне моя жизнь напоминает зигзаги, но внутреннее движение, развитие души всегда шло напрямик... А в армию попал как в неизвестность. Попал в Читу в ВВС, связь. Тогда в наземных войсках служили три года. Год прослужил в Чите, потом — Куба, как раз Карибский кризис. А что кризис! В детстве, имея большое воображение, которое сохранил до сих пор, я всегда мечтал о далеком. И вот тебе далекое — тропики. Внешне географический зигзаг, душа — напрямик.