День Литературы, 2005 № 01 (101) - [38]

Мало того — время и пространство обменялись качествами: плоская до того земля стала шарообразной, зато циклический круговорот Средних Веков разорвался, преобразуясь в бесконечное и линейное — воистину новое, небывалое до того — время. Колумб и Магеллан должны были настолько раздвинуть пределы мира, чтобы Коперник и Галилей смогли перевернуть его.

Сегодня у нас, пожалуй, даже не достанет воображения представить себе, каково жилось современникам этого переворота — разве что узнать (и несомненно!), будто Земля многомерна, кое-где водятся драконы с василисками, а практически за углом расположено место исполнения всех желаний.

Сходной силы потрясение испытал "христианский", он же католический, т. е. "вселенский" мир на рубеже XV–XVI веков от Рождества Христова. Всё как будто оставалось прежним: люди, выпасы, городские башни, пейзажи на знакомом горизонте. Но это была иная земля, иное небо, иные звёзды над головой. К 1600 году ожидали конца света, ибо всё — даже казавшееся доселе незыблемым, заведенным раз и навсегда, — обнаружило свою текучесть; любые ценности: от золота до церковных догматов, — обрели вдруг иное количество и качество.

Вместе с торговыми путями изменялась и глубинная структура мира. Недавние окраины становились новыми центрами, а старинные центры — глухой окраиной. Обитателям процветающих торговых и ремесленных городов Италии XV века, ведущих родословную от древнеримской традиции с ее Mare Nostrum ("наше море"), легко было чувствовать себя если не вершиной мироздания, то уж, наверное, кем-то вроде мифологических титанов: огромными и сильными.

На палубе каравеллы, брига, фрегата, затерянных в бескрайнем неведомом океане, человек ощущал себя иначе: ничтожной пылинкой во враждебном пространстве, но — пылинкой, предназначенной к мировой гармонии, а потому — бесстрашно идущей навстречу собственной судьбе, уповая разве что на себя, на своих товарищей по команде, да еще — на Божью милость (она же — удача).

Именно такой героический пессимизм ознаменовал собой смену средиземноморского Возрождения Возрождением атлантическим и сформировал особую человеческую личность этого "новоатлантического" Времени, — личность, для которой корабль снова (и надолго!) стал символом самовыражения и надежды, символом движения, преодоления и освоения непредвиденных обстоятельств.

Не прошло и полугода после возвращения первой экспедиции Колумба, как немецкий бюргер Себастиан Брандт отправил вдогонку свой "Корабль дураков", на котором выслал за моря всех, кто, по его высокоученому мнению, мешал жить хорошо и еще лучше. Правда, исполнить это разумное предписание в реальной жизни "дураки" не торопились, цепко держась за насиженные места. Зато каторжников, иноверцев и просто искателей приключений, — всех, кому сразу ставший ветхим и Старым свет был не очень-то по душе, — сплавляли вдаль весьма охотно.

Не обходились без Корабля (с большой буквы) и авторы разноречивых проектов о лучшем (или худшем) устройстве общества: Утопии, Новой Атлантиды, Города Солнца и тому подобных, — для чего подбиралось местечко где-то за пределами доступного мира или, в крайнем случае, малоизвестный остров (вроде того, на котором пришлось погубернаторствовать Санчо Пансе). А добирались туда, само собой, на Корабле.

И эта простая вроде бы схема, тем не менее, дожила до времен капитана Немо с инженером Гариным (преобразуясь далее в якобы научную фантастику с ее космическими Кораблями). А давний проект Брандта был на деле (но зеркально!) осуществлен правительством Советской России, которое отправило в 1922 году несколько "кораблей мудрецов" обратно в Старый, буржуазный Свет, а затем устроило в местах не столь отдаленных, — что там остров! — целый, по мнению А.И.Солженицына, "Архипелаг ГУЛАГ".

Между этими двумя как будто случайными событиями, разнесенными на четыре с лишним столетия (1494–1922), полностью совершился цикл развития личности Нового времени. Той самой личности, чье атомарно-индивидуальное (а "индивидуум" по-латыни означает то же самое, что и "атом" по-гречески — "неделимый") мироощущение до сих пор определяет "западную", "западноевропейскую" или, вернее будет сказать, "новоатлантическую" цивилизацию. "Самостояние" такой личности против мирового Хаоса, будучи двумерным по природе своей, обретает объём только в блестящих парадоксах, которыми столь богаты биографии героев этой цивилизации, вполне заслужившей имя "цивилизации но".

Не слишком давние примеры: знаменитое высказывание Уинстона Черчилля ("Демократия — отвратительная форма правления. Но все остальные еще хуже") или Франклина Делано Рузвельта ("Конечно, Сомоса — сукин сын. Но это наш сукин сын!"). Покопавшись в историческом наследии с первых фаз цикла, с начала XVI века, ряд подобных цитат можно сделать почти бесконечным. Впрочем, дело, конечно, не в афоризмах самих по себе — дело в людях, которые мыслят (и действуют) именно так, а не иначе.

Текучесть, непрерывность исторического процесса всё же не означает его равномерности. Гребни волн истории, на которых качаются корабли наших судеб, существуют и вполне ощутимы. В поисках начальной точки отсчета новоатлантического Времени (и Пространства по Гринвичу) стоит обратить внимание на скромную дату 7 июня всё того же 1494 года, когда под патронажем папы Александра VI (Борджиа) в городе Тордесильясе был заключен договор между Испанией и Португалией о приоритетах мореплавания. Его косвенным следствием стал фактический запрет для других христианских государств на колонизацию вновь открываемых земель — запрет, освященный авторитетом ключей Святого Петра.