День Литературы, 2004 № 08 (096) - [17]

Шрифт
Интервал


Поезд уже тронулся, и он увидел промелькнувшее в открытой ещё двери, из-за спины проводника, растерянное лицо Васьки-Муравья. Оно беспомощно искало, его, Владимира Георгиевича. Потом Васька-Муравей что-то яростно заорал, и по исказившим его лицо губам Владимир Георгиевич отчетливо разобрал: Гаврило — свиное рыло.

Дмитрий НЕЧАЕНКО ОСТОРОЖНО: ЛИТЕРАТУРНЫЙ “ЛОХОТРОН” “Новая” поэзия в зеркале “новой” критики



Упадок интереса к поэзии, о чём ныне так много говорят и пишут, мизерные тиражи стихотворных книг даже именитых, проверенных временем авторов — однозначное и явное свидетельство духовного, нравственного кризиса и упадка самой культуры. "Улица корчится безъязыкая — ей нечем кричать и разговаривать". Поэтому и нет ничего удивительного в том, что бездарные, наспех зарифмованные "тексты" песенной эстрадной "попсы" напрочь заполонили радио- и телеэфир, все эти бесконечные "фабрики" по плановому производству уныло похожих друг на друга, клонированных "звёзд".


Справедливости ради должен сказать, что в этом упадке и кризисе, в этой "порнографии духа" и деградации вкусов виноваты, безусловно, и мы, нынешние литераторы. Представлю на мгновение себе, что я не как стихотворец и филолог, а как "простой" любопытствующий читатель открываю наугад очередную статью современного критика с "отчётом" о творческих достижениях нашей так называемой "новой поэзии", освоившей, как оказывается, некий небывалый доселе "метаметафорический" язык, некую "новую", созвучную эпохе, стилистику, образность, ритмику, смысловую глубину. "Агитатором и пропагандистом" этой новаторской ультра-современной поэтики на сей раз выступает А.Люсый в своих заметках "Речь — гроба колыбель" ("Литературная газета", 2004, №22). Обличив на всякий случай, как водится, в мракобесии, консерватизме и косности некую абстрактно злокозненную "литературно-мафиозную номенклатуру", критик-авангардист далее настойчиво и рьяно, на маловразумительном псевдонаучном языке принимается "восклицать" и "восхищаться" стихотворными текстами, художественные, смысловые и собственно поэтические достоинства которых не то что не соответствуют высоте взятого хвалебного тона, но и не стоят, попросту говоря, выеденного яйца. Мало того, подаётся вся эта тухлая псевдокритическая "скорлупа" под рубрикой "Дискуссия о современной поэзии"! Что ж, можно и подискутировать. Тем более, что сама "Литгазета", не утруждая себя никакими объяснениями, мою гневную отповедь литературным шарлатанам печатать отказалась. Буду надеяться, что место для неё на страницах "Дня литературы" всё же найдётся. Ведь речь идёт не о каких-то мелочах или "частностях", а о вопросах как для меня, так, думаю, и для всех любителей поэзии крайне принципиальных и важных, поскольку разгул мерзости и цинизма и в стихах так называемых "новых" поэтов, и в статьях их рьяных пропагандистов достиг масштабов доселе совершенно немыслимых, даже с учётом теперешней разнузданной "свободы слова" и хамского попирания всех эстетических и моральных норм. Коли уж дали волю и малость ослабили цензурный гнёт — тотчас "пошла писать губерния" такую несусветную ахинею и похабщину, что у любого мало-мальски образованного человека с ненарушенной психикой не то что уши вянут, но и руки чешутся "щёлкнуть по носу" всем этим потерявшим стыд бумагомаракам и щелкопёрам.


Вот, скажем, для наглядного примера весьма показательный фрагмент из сочинений некоего А.Полякова: "Тогда раскольником старуха топоров / похожа Лотмана в Саранске на немного — / места помечены обмылком диалога: / саднит орудие в усах профессоров". Или: "Объявит радио перегоревший луч. / В сортирах камерных исполнится музыка. / С размаху попою глотнём (?) Кастальский ключ, / чтоб горлом выпала червивая гадюка" и т.п. С многозначительным восторгом в подтексте, цитируя эту вопиющую по своей пошлости тарабарщину, А.Люсый вслед за своим, по-видимому единомышленником, И.Ахметьевым, именует её ни больше ни меньше, как "первым русским стихом ХХI века". И далее, ничтоже сумняшеся, провозглашает: "Мне представляется, что Поляков — единственный русский поэт, предлагающий в качестве органической смысловой единицы не слово, а особое атомарное предложение", в котором "семантические сдвиги синтаксического максимума становятся главным формообразующим принципом... в результате чего рождается особая патетика очистки языка под стать ассенизаторству Маяковского". Этот нескладный лексический волапюк должен, как видно, безоговорочно убедить нас в долгожданном появлении нового поэта-мессии. Нормальных "человеческих" слов, способных ясно и внятно выразить стремительный полёт критической мысли, как я понимаю, во всём "богатом и могучем" русском языке для этой цели не нашлось. Впрочем, когда говорить явно не о чем и сказать попросту нечего, приходится поневоле затемнять смысл, напускать терминологического туману, выдумывать некий внутрицеховой "эсперанто", доступный якобы только "посвящённым". "Эвона как загнул! — подумает в такой момент "простой" читатель-профан, — наверно, этот самый Поляков и впрямь новоиспечённый гений, не станет же дипломированный филолог-специалист почём зря расхваливать всякую никчёмную лабуду". Плохо вы знаете, сограждане, наших нынешних "критиков". Ещё как станет! Круговая порука обязывает. Ведь ко всему прочему А.Поляков, по мнению Люсого, в своих творческих дерзаниях ушёл куда "дальше" и глубже Маяковского, ибо изобрёл на пороге ХХI века "для радикальной очистки" поэтического языка "более действенные глагольные формы, восполняющие банальные два пальца в горло" и "стал носителем глубинной вероятностной поэтики", воплотив тем самым в своих, сдержанно говоря, курьёзных стишках давние чаяния и грёзы философа Л.Витгенштейна о свободе так называемого "полного языка", т.е. языка "поэзии будущего". Мало вам для убедительности Витгенштейна? Не беда. Для пущей солидности своих умозрений критик то и дело ссылается и на других корифеев мировой эстетической мысли — В.Библера, М.Эпштейна, П.Пепперштейна, а в качестве окончательно "убийственного" аргумента — и на "американского учёного-космолога одесского происхождения" (цитирую дословно) некоего Гамова, придумавшего, оказывается, для обозначения "межмировой частицы-челнока", связующей макро- и микрокосм, "чисто" по-одесски гениальный термин: "урка-частица"! Теперь-то вам ясно, закосневшие в своей махровой необразованности сограждане-читатели, что речь идёт не о праздном стихоплётстве, очень сильно напоминающем клинический бред, а об абсолютно "новаторской" и доныне небывалой "урка-поэзии"? Н-да... Что на всё это скажешь? Что Маяковский именовал себя "ассенизатором революции" отнюдь не в "языковом" или поэтическом, а совсем в ином, политическом и социально-бытовом смысле? Но ведь любой, окончивший когда-то среднюю школу критик должен бы про это знать. Что всей этой местечковой "урка-поэзии" давно и с лихвой хватает и на неисчислимых "радио-шансон", и на подмостках родимой эстрады? Так ведь достаточно посетить в самых "престижных" концертных залах столицы авторский вечер какого-нибудь Розенбаума, Танича или Шуфутинского — вот тебе и самая что ни на есть натуральная "урка-поэзия". К чему зря изобретать велосипед и ломать критические копья? Неужели А.Люсый всерьёз считает всю эту несуразную абракадабру, добытую из глубин души посредством "двух пальцев в горло", "новым поэтическим словом", неслыханным и грандиозным открытием "полного языка"? Сомневаюсь. Не настолько же пришло в упадок и "поплохело" наше филологическое образование, да и трудно представить себе более-менее эстетически грамотного человека, не способного отличить "Венеру Милосскую от печного горшка". Выходит, дело-то тут совсем в другом. Выходит, всё это расчётливый и сознательный блеф то ли ради каких-то "тридцати серебреников", то ли ради возможности почаще мелькать в литературных "тусовках" и клубах: глядишь, и заприметят, и запомнят, и дружески похлопают по плечу, а там, если повезёт, допустят и к какой-нибудь более сытной кормушке, где включают в "комиссии" и "жюри", раздают премии и гранты. Номинантам и учредителям всех этих "букеров-антибукеров" тоже ведь нужна своя сноровистая, проверенная в деле, завсегда готовая "поступиться принципами" обслуга.


Еще от автора Газета «День литературы»
День Литературы, 2008 № 08 (144)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


День Литературы, 2005 № 10 (110)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


День Литературы, 2011 № 04 (176)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


День Литературы, 2003 № 11 (087)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


День Литературы, 2005 № 12 (112)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


День Литературы, 2007 № 02 (126)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Последний рейс из Дейтона. Переговоры за закрытыми дверями

В книге приводятся свидетельства очевидца переговоров, происходивших в 1995 году в американском городе Дейтоне и положивших конец гражданской войне в Боснии и Герцеговине и первому этапу югославского кризиса (1991−2001). Заключенный в Дейтоне мир стал важным рубежом для сербов, хорватов и бошняков (боснийских мусульман), для постюгославских государств, всего балканского региона, Европы и мира в целом. Книга является ценным источником для понимания позиции руководства СРЮ/Сербии в тот период и сложных процессов, повлиявших на складывание новой системы международной безопасности.


История денег. Борьба за деньги от песчаника до киберпространства

Эта книга рассказывает об эволюции денег. Живые деньги, деньги-товары, шоколадные деньги, железные, бумажные, пластиковые деньги. Как и зачем они были придуманы, как изменялись с течением времени, что делали с ними люди и что они в итоге сделали с людьми?


Окрик памяти. Книга третья

Говорят, что аннотация – визитная карточка книги. Не имея оснований не соглашаться с таким утверждением, изложим кратко отличительные особенности книги. В третьем томе «Окрика памяти», как и в предыдущих двух, изданных в 2000 – 2001 годах, автор делится с читателем своими изысканиями по истории науки и техники Зауралья. Не забыта галерея высокоодаренных людей, способных упорно трудиться вне зависимости от трудностей обстановки и обстоятельств их пребывания в ту или иную историческую эпоху. Тематика повествования включает малоизвестные материалы о замечательных инженерах, ученых, архитекторах и предпринимателях минувших веков, оставивших своей яркой деятельностью памятный след в прошлые времена.


Окрик памяти. Книга вторая

Во второй книге краеведческих очерков, сохранившей, вслед за первой, свое название «Окрик памяти», освещается история радио и телевидения в нашем крае, рассказывается о замечательных инженерах-земляках; строителях речных кораблей и железнодорожных мостов; электриках, механиках и геологах: о создателях атомных ледоколов и первой в мире атомной электростанции в Обнинске; о конструкторах самолетов – авторах «летающих танков» и реактивных истребителей. Содержатся сведения о сибирских исследователях космоса, о редких находках старой бытовой техники на чердаках и в сараях, об экспозициях музея истории науки и техники Зауралья.


Ничего кроме правды. Нюрнбергский процесс. Воспоминания переводчика

Книга содержит воспоминания Т. С. Ступниковой, которая работала синхронным переводчиком на Нюрнбергском процессе и была непосредственной свидетельницей этого уникального события. Книга написана живо и остро, содержит бесценные факты, которые невозможно почерпнуть из официальных документов и хроник, и будет, несомненно, интересна как профессиональным историкам, так и самой широкой читательской аудитории.


Он ведёт меня

Эта книга является второй частью воспоминаний отца иезуита Уолтера Дж. Чишека о своем опыте в России во время Советского Союза. Через него автор ведет читателя в глубокое размышление о христианской жизни. Его переживания и страдания в очень сложных обстоятельствах, помогут читателю углубить свою веру.