День Литературы, 2004 № 07 (095) - [14]

Плакала малина, хохотал крыжовник,

Подрались друг с другом груша и шиповник,

Матюгался тополь, пела песни слива...

Вот такая штука — димедрол и пиво.

Пускай себе перегрызутся "экологисты" гринписовского толка с меланхоликами, предпочитающими именовать себя "хиппи", сторонники западной "левизны" и восточной "правизны". Единственная реальная альтернатива — неконвертируема. "Хтонь" — это то, что не продается и не покупается. И если вдруг, в очередной раз, вы услышите гневные проклятия (или восторженные возгласы) в адрес "кибернетических денег", то просто вспомните стих Бородкина:

выращиваю Сталина

он вновь

загонит много сволочи в могилу

ведь наша сила — вовсе не в деньгах,

а в правде, только в правде наша сила.

В 160 печатных знаков уместилось? Нам хватит!

P.S.

Благодарим за помощь в подготовке материала участников Билашкина чата "Загадака" с позывными "Торнадо" и "Шпионка".

Николай ГОЛИКОВ [email protected] NET-ПОЭЗИЯ

ДЕМОГРАФИЯ–99

Воюем на три фронта,

а кушать нет и фунта.

Прославленная фронда

теперь — родная хунта.

Дома летят, как птицы,

но не на юг, а наземь.

И впору б, чем родиться,

самоубиться сразу.

ЛИЧНОЕ СЧАСТЬЕ ОДНОГЛАЗОГО

3.

Слова, о которых вчера говорили,

не знают значений

в кофейном словарике ежевечерних

имен и фамилий,

и можно похмельно листать —

за страницей

страницу, до самых

коварно заваренных правописаний —

и не исцелиться.

и лишь на окраинке дня, на картонке

захлопнутой чашки

еще что-то-значны, еще не вчерашни

слова, о которых

6.

"Let Us Go Then, You and I" (T.S.Eliot)

Там будет лес. Из трав и тротуаров

растет его гармония. И страх

уже вчистую нематериален,

и я во всем невыносимо прав.

Там будет лес. Какой-то жалкий случай

сомкнет его над нами или ход

трудов и дней, но даже в наилучшем

из случаев мы не спасемся от.

Отречься невозможно. Потому лишь,

что невозможно. Как наследный дар,

как завещанье всех дворов и улиц —

там будет лес. Давай пойдем туда.

ИST

Мне уже — сколько такие, как я,

не живут,

да и поболее.

Мне уже нечем скандалить.

Вдовушки, фишки —

беcчисленные дежа вю

и ничего, кроме вю.

И букет "Цинандали"

только что — пан, да пропах,

словно реверс медали.

Я выхожу на дорогу. Заметьте: один.

Тут до меня побывало.

Но, что любопытно,

к нам не вернулся никто.

Стародавних годин

гении, равно как шлюхи

времен общепита,—

все они, все

оприходованы и закрыты,

все они спят на холме.

Я шагаю на Ист.

Или, игривей: иду-я-шагаю.

К Востоку

ближе народ поголовно и веле-

речист

(так же, как к Западу — теле-):

свою караоку

воет, свою светлооку едрит.

Но без проку.

Здесь я когда-то писал.

И туземная знать,

знать, меня знать не побрезговав

или кого-то

переспросив, но решила,

что слово "казна" —

чуждо поэту.

Венок же — ткемалевый — вот он,

словно трусы в шесть утра —

на причинное место намотан.

Мне уже — сколько такие, как я,

не всосут

даже с испугу. Моя ситуация шире,

много- (так скажем) -образней.

Не древний сосуд,

не тетрапак

и не банка смирноффская, и не

Смерть от Воды,

а дурная пробоина в шине.

Здесь я когда-то замолк.

Всё побуквенно, как

было прописано, —

вроде рецепта припарок

мертвому.

Но, регистрируя каждый пустяк,

я регистрировал

каждый бесценный подарок

от Незнакомки — от родины,

мать ее так...

Александр Бондарь РИМЭЙКИ

Александр Бондарь родился в Краснодаре, в 1972 году. Учился в Кубанском Госуниверситете (факультет журналистики) и в Московском Экстерном Гуманитарном Университете (Кубанский филиал, педагогический факультет, отделение русского языка и литературы). В 1991-1995 годах работал газетным репортером в Краснодаре и Сочи, собкором различных краснодарских и сочинских газет в Туапсе.

С 1995 года — в Канаде. Произведения опубликованы во многих популярных североамериканских и российских изданиях: "Лебедь" (Бостон), "Новое Русское Слово" (Нью-Йорк), "Русский Переплет" (Москва), — а также размещены в десятках сетевых библиотек, включая "Библиотеку Мошкова" , "Библиотеку Кирилла и Мефодия" и многих других.

Член Союза Писателей Северной Америки.

Первая книга: "Ночной Кабак", повести и рассказы, издательство "Кленовые листья", Монреаль, 2004 г.

ИВАН КРЮКОВ

У казака Ивана Крюкова была ранена лошадь, и его нагоняли красные. Он, конечно, мог бы и застрелиться, но это было против его веры. Крюков перекрестился медленно, потом отшвырнул пустую винтовку, отстегнул саблю, сунул наган за пазуху и, повернув ослабелого коня, поехал красноармейцам навстречу.