День Литературы, 2001 № 13 (064) - [13]

"Новые империалисты"! "День литературы", статья Владимира Бондаренко. Раз есть "новые империалисты", должен быть и соответствующий империализм. На страницах своего боевого вестника современной словесности известный критик с впечатляющей решительностью очертил эстетические границы явления и дал некоторые сведения о личном составе формирующегося направления. Конечно, произведения всех, кто заявлен в перечислениях В. Бондаренко, прочесть трудно, но кое-что осилить удалось. Выборка текстов, признаюсь сразу, получилась нерепрезентативной: что удалось купить в "Доме книги" на Новом Арбате, с тем и вступила я в связь читатель—писатель. А именно: "Укус ангела" Павла Крусанова; "Дело жадного варвара", "Дело незалежных дервишей", "Дело о Полку Игореве" Хольма ван Зайчика; "Гости съезжались на дачу, или План спасения СССР" Михаила Попова.

Несколько общих слов. Действие всех названных книг происходит принципиально "не здесь и не сейчас". Или во времени условном, или хотя бы в прошлом. Все авторы занимаются вивисекцией реальной истории России. Двое (Крусанов и Зайчик) перелопачивают ее до полной неузнаваемости, третий только дурачит возможностью сослагательного ее наклонения. Все три «империалиста» вносят в свои тексты больший или меньший, и все разный, момент развлекательности.

Теперь три персональных дела.

1. Укус Крусанова

О нем поговаривают: "Питерский Павич! питерский Павич!" Но тут у меня одна частная закавыка, у меня и с белградским Павичем большие проблемы. На второй или третьей странице его первого переведенного у нас романа "Хазарский словарь" я наткнулась на такое заявление: "Один из русских полководцев Х века Святослав, не сходя с коня, съел хазарское царство, словно яблоко". Из школьного курса отечественной истории мне было известно, что князь-победитель приплыл в столицу хазар на небольших судах, где и воинам-то было тесно, что уж про лошадей говорить. Одним словом, сильно и надолго усомнилась я в интеллектуализме сербского интеллектуала. Но, в конце концов, Крусанов за Павича не отвечает. Стала я читать «Укус». Ничего так пишет, крутит-вертит словом, воображением жестикулирует. Замысел большой, а сюжет несложный — война двух империй, большой евразийской, куда и входит территория, где мы сейчас с вами проживаем, с другой империей, тоже очень сильной. Мораль и пафос романа: любое сверхгосударство — это есть военизированное, кровожадное зло. Об этом еще несколько слов ниже, а пока о родимых пятнах писательского облика талантливого Павла. Конечно, можно и Павича тут припомнить, но это скорей из-за того, что их книжки стоят ныне в магазине на одной полке. А исходя из природы этой прозы надо, конечно же, говорить о родстве с Жюлем Верном. "Племянником энциклопедии" называл его Поль Валери, Крусанов тогда — внучатый племянник. Обычная сцена у Жюля Верна: герой бежит через лес, спасаясь от кровожадных дикарей, вдруг цепляется за корень какого-то дерева, автор бросает героя и бросается к дереву, и дает на пару страниц его энциклопедическое описание. Если вы не предвзяты, то, всмотревшись, увидите, что у Крусанова, понятно, при наличии всяких современных фенечек, та же в принципе манера. Там, где струна сюжета теряет напряжение, он сыплет солому мелких, подробных сведений. Иногда это очень даже радует читательское сердце — вспомните, как он тщательно и со вкусом морочит читателя женским бельишком.

2. Вычитание Зайчика

За сто километров и слепому видно, что тут розыгрыш, мистификация, литературное дурачество. Поэтому Зайчика как такового вычитаем. Попытку обмануть читателя автору прощаем, потому что это тот случай, когда нормальный читатель и "сам обманываться рад". Читать эти тексты приятно, особенно роман первый "Дело жадного варвара", где и нарождаются на свет все вкусные выдумки. И само сытое, счастливое, миролюбивое государство Ордусь (Орда плюс Русь), и убедительный (говорю как женщина) панегирик благородному многоженству, и многое другое. Именно в нанизывании хорошо измышленных подробностей на нить сюжета, а не в нащупывании самой этой нити и состоит приятность чтения. Собственно, автору нельзя предъявлять претензии в том, что детективная сторона его детективов слабовата, занимался он ею хоть и честно, но без души. И это понятно, все его силы брошены на лепку многочисленных и прихотливых подробностей выдуманной им реальности. Он бросает на этот участок работы даже те силы, без которых можно было бы обойтись.

Я имею в виду гекатомбы подробных, далеко не всегда смешных и питательных сносок. Сползая в песок этого петита, я почему-то всегда вспоминала байку моего школьного учителя по литературе, который всерьез утверждал, что Лев Толстой якобы специально оставил в тексте "Войны и мира" бесконечные французские диалоги, чтобы постоянно вызывать у читателя подсознательную ненависть ко всему галльскому.

Да, но мы же здесь об империализме рассуждаем. Выдуманная страна Зайчика, кто бы он ни был, по геополитическим формам напоминает сочиненное государство Крусанова, может быть, потому, что оба — питерцы. По содержанию, впрочем, эти невские выдумки отличаются друг от друга, как плюс от минуса.