День Литературы, 2001 № 03 (054) - [12]

Впрочем, с этого рыцаря воистину взятки гладки. Зато остаются вопросы к самому "Дню литературы". Блеснувшему склочной «объективностью» даже к покровителю своему А.Проханову — лишь бы «состоялись» дворово-"дворянские" выпады против меня, сами по себе не тянущие даже на подобие статьи…

1. Выходец из либерально-интеллигентского, как писала я, "Интернационала культуры" и, по собственному же признанию, неофит в каком-либо «русизме», Севастьянов, возможно, не знает, но В.Бондаренко-то знает отлично, что ПЕРВОЕ после 80-летнего перерыва издание статей Константина Леонтьева было подготовлено — составлено, прокомментировано, снабжено обширным предисловием — именно ГЛУШКОВОЙ Татьяной Михайловной (Константин Леонтьев, "Цветущая сложность", М., "Молодая гвардия", 1992, тираж 75 000; откуда и пошла гулять по устам сама формула "цветущая сложность"). Подготовлено — несмотря на труднейшие объективные и субъективные обстоятельна в эпоху крушения СССР (и государственно-издательского дела). А ранее того, с 1990 года, мною же, также первой, начаты были публикации в периодике возвращаемых читателю политических статей К.Леонтьева с современным комментарием к ним. Хочешь не хочешь, а это — реальные факты, принадлежащие не одной моей биографии, но и судьбе К.Леонтьева в ХХ веке. В дальнейшем же я опубликовала целую серию новых своих работ об этом мыслителе, так что ссылки на мои труды по данной теме присутствуют в аппарате последовавших за "Цветущей сложностью" книжных изданий К.Леонтьева. Однако "День литературы" позволяет себе помещать абсолютно циничное с точки зрения истории культуры высказывание по моему адресу: "какая-нибудь юная дева, начитавшаяся на ночь Леонтьева" . Добро бы, это сопровождалось критическим анализом моего понимания К.Леонтьева, указанием на, допустим, ошибочность его, — как принято в жанре полемики . Нет, попрание ради попрания оказывается вполне приемлемым для "Дня литературы"! И не впервые уже оказывается… Но на сей раз: неужели, столь лестно выдавая меня за "юную деву", даже о возрасте моем потеряло представление издание, год назад, наряду с другими газетами, отметившее солидный мой юбилей?

2. С какой разумною целью главный редактор «ДЛ» настаивал на передаче его газете статьи "Своя своих не познаша?"? Чтобы вслед сугубо серьезной и общественно значимой работе поместить хулиганскую выходку против ее автора, не имеющую никакого отношения ни к философии, ни к политологии, ни к литературе? А иными словами: каков принцип привлечения материалов в «ДЛ»? Это принцип постмодернистской игры с идеями и людьми? Ведущий в конечном итоге к бульварной прессе?.. Ведь «остроумие» того же Севастьянова, ничуть не знакомого с "аттической солью", то есть оригинальной, литературного толка, образностью, дает все основания назвать этого «аристократичного» (как еще уверял он в "НГ") «интеллигента» совершенно обратным именем — и заодно вспомнить нормативы «желтоватых», вовсе не литературных листков.

3. Неужели редактор «ДЛ» не ведает, что получил мою статью — всю целиком, обе ее части — в конце августа 2000 г., предполагая срочное печатание ее? И как, зная это, "с беспристрастностью" допускает он даже такой «козырь» в «ответе» моего оппонента: будто я нарочито не учла эн-ного севастьяновского сочинения в «НГ», "вышедшего 12 октября"?.. "Учитывать"-то там мне, оказалось, нечего, хотя не 12-го, а 11-го ноября вышло очередное националистическое стенание уж себя не помнящего трибуна: ничего не способно оно изменить в изображенном мною идеологическом облике этого труженика пера. Но для чего приемлет подобные «козыри» редакция «ДЛ»? Чтобы "на всех уровнях" поощрить "историка и социолога" в его низких представлениях о тех, кто не разделяет его захолустных взглядов — сколько бы раз тавтологически и амбициозно ни изложил их он, пригретый либеральной политической прессой?

4. Можно ли исключить предположение об особой надобности таких именно, низких , представлений для данного именно номера «ДЛ»? Ведь в нем помещена также и моя новая статья "Фиговый листок для лаврового венка президента", резко осуждающая президента РФ Путина. Чем же не маневр — попытаться ослабить ее общественное звучание, тут же характеризуя ее автора как "юную деву", которая — от безделья? — "пописывает (!)" в газетах (по выражению «писателя» Севастьянова); причем произносит якобы лишь некое пустое "фьюить!" и, мало того, уже накануне, своей статьей "Своя своих не познаша?", сама себе произвела "с борта «Дня»… погребальный салют"? (Можно ли, стало быть, принимать всерьез ее голос с того света?..)

Мне-то к «погребеньям» своим — и, естественно, за оградой "русской культуры" — не привыкать стать. (Опять-таки отстает Севастьянов-могильщик и от профессора химии С.Кара-Мурзы, и от других предшественников.) Но легко ли внушить читателю, что в своей компоновке материалов для данного номера «ДЛ» далек был главный редактор от на всякий случай «страхующего» его умысла? Даром что он храбро стащил, точно кот — со стола, из последней моей статьи образ ш в ы д к О г о (быстрого, по-украински) прислужника, приглянувшийся ему для заголовка собственной статьи в № 3 «Завтра» о министре культуры. (Не такая уж ценность, конечно, и я бы обошлась без нее, добровольно уступив коллеге, во избежание кривотолков насчет «совпадения» в одновременно вышедших газетах.) Ну а по поводу «нечаянного» соседства в «ДЛ» моей статьи и похоронного произведения А. Севастьянова вопрос можно поставить и так: что тут — грубое манипулирование общественным сознанием или «тонкое» использование чванливого «историка» и социолога" в неких политиканских интересах главного редактора газеты?