День красных маков - [89]

Мартин почувствовал, что никого особенно не интересует ни его судьба, ни судьба Аарона; героиней была Поппи. Один быстрый вопрос к нему, и – фьють! – к предмету обсуждений. Мартин будто выступил на разогреве.

Толпа набросилась на неё и, хотя шумела потише, всё-таки была настроена нетерпеливо атаковать. Им нужна была история Поппи, чтобы покупались их газеты. Мартина не расстраивало, что он не соответствует этим требованиям, волновало другое – убит хороший человек, отец маленького мальчика, но материал о нём репортёров не волнует. Ещё Мартин беспокоился за Поппи, может быть, недовольную излишним вниманием к себе; её благополучие он всегда ставил превыше всего. Зависти он не чувствовал, только гордость и счастье снова оказаться в безопасности, снова оказаться дома.

Поппи не хотелось говорить об Аароне; судя по взглядам, которые метал на неё через всю трибуну майор Хелм, ему тоже не хотелось, чтобы она касалась этой темы. Она отвечала на вопросы так, как ей велели.

Макс Холман выделялся из толпы. Он не делал ничего особенного, чтобы сознательно выделяться, но, поскольку лицо Макса было знакомо Поппи, она видела его яснее, чем все остальные лица. Его широко распахнутые глаза блестели, всем своим видом он выражал неподдельный интерес. Поппи подумала, что теперь он, наверное, гордится знакомством с ней как преимуществом перед всей этой толпой. Он был уверен, что имеет право получить ответ на свой вопрос раньше всех остальных, потому что знал Майлза, ехал с Поппи в одном автобусе и представлял, через что ей пришлось пройти. Но она и подумать не могла, насколько хорошо он это представлял.

– Да, Макс? – Она решила ответить на его вопрос.

– Привет, Поппи. – Макс улыбнулся ей, как старой подруге. Поппи тоже рада была его видеть.

– Привет, Макс.

По-прежнему улыбаясь, он продолжал:

– Твоя история весьма необычна…

– Спасибо! – перебила Поппи; кто-то в толпе засмеялся.

– …но ведь это не безвозмездно, да?

Потеряв нить разговора, Поппи неуверенно поинтересовалась:

– Прости, я не…

– Что ты отдала, чтобы получить Мартина, Поппи? Ведь с точки зрения здравого смысла не может же такого быть, чтобы ты заявилась в дом безжалостного военного диктатора и приказала ему вернуть тебе мужа? А он вот так просто взял и согласился, потому что ты ему велела? Думаешь, мы поверим, будто он забился в угол, как щенок, и выполнил все твои требования без компромиссов, без сделок? Так не бывает, Поппи, это немыслимо. Поэтому я спрашиваю, что произошло? Что ты сделала? Что ты сделала ради спасения мужа?

Перед глазами Поппи встал образ Зелгаи. Она с абсолютной ясностью услышала его слова: «Ради всего святого, почему я должен в это поверить? С чего вы взяли, будто я собираюсь вам помогать? С чего взяли, будто у вас вообще есть право приезжать в мою страну и выдвигать какие-то требования?»

Эти слова Макс выплюнул ей в лицо, чуть ли не хихикая. Конечно, он целился не в Поппи. Он хотел попасть в Майлза, легендарного Майлза, получившего премию, прекрасного журналиста, прекрасного человека. Неужели Макс подумал, будто Майлза и Поппи связывает не только дружба? Неужели счёл, что она не любит своего мужа? Неужели её поступок не доказал обратного?

Комната поплыла перед глазами. Поппи не могла вдохнуть, ей казалось, что все взгляды устремлены на неё, все задержали дыхание, ожидая ответа. Кожа вспыхнула малиновым; стало жарко, но всё тело покрылось ледяной испариной. Поппи чувствовала, как шею щекочет борода, как в кожу впиваются отполированные ногти, как омерзительное дыхание портит воздух у её губ, и поняла, что теряет сознание. Последнее, что она услышала – крик мужа и тихое эхо:

– Хватит!

Очнулась она уже на заднем сиденье машины.

Мартин слышал, как бесцеремонный болван издевался над его женой. «Что он… Он просто отпустил твоего мужа, и всё? Так и было?» Совсем как майор, обвинял её в чём-то, пытался уличить во лжи. Кулаки Мартина сжались, налились кровью, и тут он увидел, что Поппи вот-вот упадёт в обморок.

Вдвоём с полковником они кое-как дотащили её до машины, которая ехала в лондонский отель. Мартин сидел на заднем сиденье рядом с Поппи. Рёбра ломило от боли, но он с радостью готов был терпеть эту боль, ведь он наконец ехал в родной город. Наконец-то домой.

Осмотревшись, Поппи обнаружила, что находится в шикарном легковом автомобиле, увидела кожаные сиденья и шофёра. Её голова лежала на плече Марта, он гладил её волосы. Наконец-то они могли хоть немного побыть вдвоём. Водитель держал при себе автомат М4 – значит, можно было пообщаться без страха быть услышанными тупорылым попугаем Энтони Хелмом, полковником Блейкмором, охранником, компаньоном, любым из миллиона журналистов или каким-нибудь доброжелателем. Ей было несказанно приятно быть рядом с любимым мужчиной, но она нервничала, волновалась.

Мысли прыгали с одной на другую. Как Макс Холман про это узнал? И узнал ли про это? Но, чёрт возьми, что-то он знал, вне всяких сомнений. Может быть, он тоже был знаком с настоящей Ниной Фолксток. Как он смотрел на Поппи! С презрительной ухмылочкой, от которой её затошнило, и она вновь почувствовала себя грязной.