День красных маков - [68]

Ноги Мартина заплетались. Захватчики сошли это уморительным – пленник разучился ходить! Он качался и шатался, как пьяный, потом, оступившись, едва не упал, но всё-таки удержался. Наградой за такую устойчивость стал резкий удар в живот, после чего ноги Мартина разъехались и он всё-таки рухнул. Лёжа на земле, он пытался восстановить дыхание.

Было страшно и больно падать, не имея возможности перенести вес тела на руки. Мартин инстинктивно выставил вперёд локти, но это ничем ему не помогло, потому что руки были связаны. Он чувствовал – лицо разбито, и медленно дышал, силясь прийти в себя. Мужчины получали от своей жестокости удовольствие – не было нужды бить ногами уже упавшего, и всё-таки его били. Мартин взвыл, когда мощная нога, обутая в кожаную сандалию, обрушилась на его спину.

Дыхание понемногу вошло в ритм, и Мартин ощутил странное спокойствие, неожиданное душевное тепло, бессильное облегчить боль, но помогавшее сосредоточиться. Думая о Поппи, он был счастлив, а от того, что она сегодня приснилась, чувствовал себя ближе к ней. Ещё он думал, как себя вести, если это его последние минуты. Сжаться в комок, словно прося прощения? Нет. Не дождутся. Мартин – гражданин Великобритании, он сражался за королеву и страну. Он решил высоко держать голову. Он представлял себе Аарона, представлял Поппи и хотел, чтобы она гордилась мужем. Представлял отца – увидел бы сейчас этот мерзавец сына. Увидел бы, что такое храбрость. Он останется непреклонным, он примет смерть стоя, как настоящий мужчина.

Медленно, тяжело Мартин поднялся с земли. Встал прямо, высоко поднял голову. Не обращая внимания на боль, втянул живот, выпрямил спину, как на параде. Охранник схватил его за локоть.

– Не трогай меня, сукин сын!

Слова были незнакомы охраннику, но по голосу пленника он понял его чувства и немедленно убрал руку.

Мартин смеялся. Кровь текла сгустками из разбитого рта, мочила грязный мешок. Мартин снова чуть не потерял сознание; глаз распух и не открывался, голова была тяжёлой, слишком тяжёлой для шеи, слова вышли невнятными.

– Я – Мартин Термит, пехотинец королевского полка принцессы Уэльской. Я – солдат Британской армии, лучшей в мире. Я – ваш пленник, но ещё я – человек. Я – чей-то муж, я мужчина, которого кто-то любит.

И в безвыходном положении, связанный, с мешком на голове, безоружный, он почувствовал себя сильным. Непокорённым. Неуязвимым.

Время словно замерло. Мартин хотел, чтобы всё поскорее закончилось, думая: «Ну, давайте, сукины дети, застрелите меня, застрелите – и покончите с этим наконец»; но в то же время ему хотелось ещё пожить, последний раз вдохнуть воздух, последний раз увидеть Поппи, последний раз помолиться. Он ощущал странную смесь ожидания и тревоги, нервозности и возбуждения, но страха не было, как ни удивительно. Мартин совсем не боялся, даже наоборот.

Чувствуя, как чья-то рука коснулась его груди, он стоял прямо и ждал. Кровь стучала в виски, но сердце билось ровно. Он вспоминал свадьбу – Поппи была так прекрасна, он был так счастлив, что из всех мужчин она выбрала именно его. Он снова увидел, как надевает ей на палец маленькое золотое кольцо…

Он услышал скрежет металла по металлу, за которым последовал предательский щелчок, словно спустили курок автомата; а может быть, это лезвие скользнуло по коже ножен. Мартин не мог сказать точно, да это уже и не имело значения.

Глава 13

Наутро Поппи вымылась в общей душевой, стараясь избегать взглядов двух женщин-солдат и разговоров с ними. Подождав, пока они обе уйдут, постирала трусы в раковине. Как можно было взять с собой всего одни запасные трусы? Теперь придётся носить их по очереди. Поппи улыбнулась при мысли, что отправилась на другой конец света в отчаянной попытке вырвать мужа из рук религиозных фанатиков, вооружившись лишь солнечными очками да пачкой сигарет с ментолом.

Возле душевой её встретил Майлз.

– Доброе утро.

– Добуррое уцрро. – В попытке говорить с акцентом у Поппи получилось нечто среднее между польским и карикатурным шведским, и она рассмеялась.

– Хорошо спалось? К палаткам нужно привыкнуть.

К своему стыду, Поппи вынуждена была признать, что спалось ей великолепно – измученная, она сразу же провалилась в глубокий сон и открыла глаза, лишь услышав шум за стенами палатки.

– Пойдём поболтаем. – И Майлз повёл её куда-то.

Они вошли в пустое модульное общежитие, изнутри напоминавшее импровизированное интернет-кафе. Четыре навороченных компьютера мигали с разных столов; четыре усталые клавиатуры, четыре телефона-автомата, четыре пластиковых стула. Ни удобства, ни личного пространства. Поппи провела пальцами по запачканной клавиатуре. Она точно знала – здесь был Мартин, отсюда он при случае посылал ей сообщения. «Держись, милый, я скоро», – прошептала она свою тихую мантру.

Майлз вернул Поппи в настоящее. Нервный, он не мог смотреть ей в глаза.

– Поппи…

– Да?

– Поппи…

– Господи, Майлз, это я уже слышала. Ну? Что случилось?

Майлз запустил пальцы в волосы, поправил очки.

– Поппи, нам… нам нужно поговорить.

Она знала – он тянет время, пытается подобрать слова; это пугало.

– Мы уже говорим, так что давай, не томи. – Она улыбнулась, но в её словах была лишь доля шутки.