День красных маков - [67]

Ему снова приснилось, как она будит его, как гладит волосы, отбрасывая со лба; он слышал её нежный голос: «Март… Март… я здесь…», и от тоски сжималось всё внутри. Мартин не хотел открывать глаза, не хотел снова её терять, но образ расплывался, уходил…

Дверь стукнула о стену, и Поппи тут же исчезла. Странно, что Мартина разбудили именно так. Обычно охранники не пугали его, предпочитая тихо зайти и удостовериться, что он по-прежнему на своём месте, там же, где его оставили. Это вторжение он счёл резким и агрессивным, кожей почувствовав – что-то не так. Жизнь в заточении стала привычной, и теперь он ощущал себя здесь едва ли не в безопасности. Ужас первых дней в плену уже забылся; не то чтобы он совершенно ушёл в небытие, осталась некоторая нервозность, сосавшая под ложечкой, но саднящий страх, непрестанный страх смерти понемногу утих. Теперь он вернулся – мучительный, он наполнял душу Мартина гневом и вместе с тем лишал сил.

Сев на кровати, Мартин тряс головой и тёр глаза, пытаясь как можно скорее пробудиться. Случайно задел сломанный палец, но не было времени обращать внимание на боль, которой вскоре суждено было потерять всякое значение.

Перед ним стояли двое мужчин в туго повязанных арафатках, закрывавших нижнюю часть лица – оставалась лишь маленькая прорезь для рта. Мужчины были в солнечных очках, в руках сжимали автоматы Калашникова – это беспокоило Мартина больше всего. Один пролаял на своём языке какой-то приказ. Слова ничего не значили для пленника, но по интонации он понял, что нужно быстро подчиниться.

Он спрыгнул с кровати. Этого делать явно не следовало. Второй мужчина тут же подбежал и с силой ударил Мартина в лицо прикладом ружья, так что пленник тут же повалился обратно на кровать. Расшатанные зубы не могли вынести удара тяжёлого деревянного приклада. Рот наполнился тёплой кровью, смешанной с осколками. Мартин провёл разбухшим языком по дёснам, нащупал хрупкие остатки, по меньшей мере, двух зубов. Было очень больно, но боль пересиливал страх. Страх того, что случится дальше.

Постоянно размышляя о судьбе Аарона, Мартин не понимал, почему люди так редко задумываются о смерти? Ведь она неизбежна и всё же почему-то оставлена без внимания. Люди проводят дни напролёт, впустую растрачивая жизнь – этот выигрыш в лотерею, мечтая о недоступном, празднуя победы нации и совершенно не думая, как может закончиться их жизнь.

Наверное, люди за пределами военной зоны, если и задумывались о смерти, представляли себе глубокую старость, тёплую постель, стёганое одеяло до подбородка, стайку внуков, которые рыдают и сморкаются в носовые платки, и погружение в блаженный сон, который будет длиться вечно. Но каждую минуту каждого дня как пожилым, так и молодым людям, окружавшим Мартина, смотрел в лицо мрачный жнец, приносивший боль, ужас и смятение. Прежде чем наступал долгожданный покой, были жестокая борьба, асфиксия, агония, повреждения жизненно важных органов. Смерть, конечно, бывает мирной, спокойной и воспеваемой поэтами, но бывает и мучительной, насильственной, страшной. Мартин успокоился бы, узнав наверняка, какой финал судьба готовит ему. Его последняя просьба была не за себя, а за Поппи: пусть, когда придёт её время, смерть будет как можно легче, как можно безболезненнее.

Мужчина, кричавший на Мартина, склонился над кроватью и с силой ударил заложника в живот, а потом потянул его за руки и связал их за спиной. Мартин почувствовал знакомый укус пластиковых стяжек, которые вновь врезались в кожу запястий, и уже мог предсказать, что ждёт его дальше – старый друг, вшивый мешок. От страха Мартина начало мутить; мозг пытался найти ответы на вопросы, вспыхивавшие в голове с лихорадочной скоростью: «Они собираются меня изнасиловать? Меня хотят освободить? Или перевезут в другое место? Куда? Или убьют? Убьют, как Аарона? Узнает ли кто-нибудь о моей смерти? Помогите. Помогите мне, кто-нибудь. Услышь меня, Господи. Пожалуйста, помоги мне, помоги мне, Господи».

Охранники поставили Мартина на нетвёрдые ноги. Босой, он потащился вперёд, спотыкаясь, как новорождённый телёнок; голова кружилась от истощения и ужаса. Теперь, когда он ничего не видел, а руки были связаны, он стал ещё беззащитнее. Дуло автомата упёрлось ему в поясницу; захватчики хотели, чтобы он шёл. Его охватило страстное желание остаться в этой комнатке, кишащей крысами зловонной дыре, из которой он так мечтал выбраться; в своей тюрьме, где он терпел издевательства и побои. Он был уверен, что там, куда его ведут, вряд ли будет лучше; если же его ведут в последний путь, пусть это произойдёт не сейчас.

Охранники шли сзади, и Мартин очень быстро оказался на улице. Значит, заперт он был в небольшом здании или, во всяком случае, близко к выходу; свобода оказалась ближе, чем он предполагал. Вдалеке слышались голоса, кажется, дети играли и смеялись. Как такое могло быть? Мартин не мог поверить, что за стенами здания, где закончилась его жизнь, всё шло своим чередом.

Он спотыкался; зазубренные камни, куски кирпича и осколки стекла впивались в босые ноги. Охранники хотели, чтобы пленник шагал быстрее – подумаешь, не видит, куда идёт! Может быть, он шёл по ступеням лестницы, по краю дороги, по обрыву утёса – дорогу указывало дуло пистолета, упираясь в спину и заставляя двигаться дальше.