День красных маков - [56]

Пострадало и лицо – несколько часов в грязном мешке дали о себе знать. Глаза постоянно слезились, ресницы слипались после сна, зрение портилось – теперь Мартин видел мир словно бы сквозь марлю. Зубы шатались, он то и дело сплёвывал большие сгустки крови, смешанной со слюной и осколками зубов.

До того как попасть в плен, Мартин был в хорошей форме – крепкий, мускулистый. Это спасало – такие испытания гораздо хуже сказались бы на ком-нибудь послабее. Проводя рукой по телу, он чувствовал сломанные рёбра, кончиками пальцев снимал плёнки запёкшейся крови – природа залечивала раны, нанесённые людьми.

Его кормили раз в день; охранники ели ту же пищу, в то же время, что и он. Еду у него не отнимали, но скудных порций было явно недостаточно. Давали всегда рис с какими-то овощами, время от времени плескали немного йогурта, раз или два положили мясо – маленькие кусочки цыплёнка и какое-то другое, коричневое мясо, может быть, баранину. Мартину не хватало протеина, но и остальным тоже – худым охранникам нужно было больше железа и калорий. Он чувствовал, как мутирует в одного из них, в особенности из-за двухнедельной бороды. Грязный, разбитый, как старый мул, он и пах соответствующе.

Кишечник расстроился окончательно, и это было хуже всего – в качестве уборной Мартину предоставили лишь грязную посудину, а руки мыть было негде; но он знал – нужно есть, чтобы поддерживать свои силы и выживать. Быстро привыкнув к еде, он не думал, чем его кормят, и был счастлив получать хоть что-то. Охранники ели все вместе, из одного большого блюда, и брали пищу руками. Мартину давали еду в маленькой миске, не желая, чтобы пленник осквернял их пищу.

Лёжа на кровати, он думал, как сильно изменился за такой короткий промежуток времени; вспоминал, как прибыл в Афганистан полным сил солдатом, мечтавшим поскорее отслужить и вернуться домой, к жене. Это по-прежнему осталось его главной целью.

Он пытался посчитать, сколько осталось бы до возвращения, не попади он в плен. Конечно, можно было только догадываться, но он предположил, что пришлось бы побриться около девяноста раз…

Глава 10

Поппи не готовилась заранее. Ни о чём не думая, действовала на автомате; не собрав вещей, ни с кем не попрощавшись, отправилась в путь. Как обычно, закрыла дверь, толкнула два раза, убедилась, что действительно закрыла. Сторонний наблюдатель, увидев Поппи в лифте, решил бы, что она отправляется в магазин или навестить бабушку. Не было никаких улик, раскрывающих её замысел.

Скользя по велюровому сиденью, пропахшему никотином, она смотрела, как бетонную столицу сменяет промышленный район. От ритмичного покачивания машины клонило в сон; за окном мелькали серые фабрики и склады, дальше – сплющенные воедино дома с одинаковыми белыми пластиковыми теплицами позади. Сотни семей жили своей жизнью, готовили, спали, ели и любили, зажатые в эти красные кирпичные стены, в продуваемые всеми ветрами сараи. Сады размером с почтовую марку были захламлены батутами, ржавыми качелями, отслужившими своё тележками, сдутыми детскими бассейнами. Проржавевшие решётки для гриля, покрытые коркой из остатков еды, грязные беседки и бельё на верёвках, которое, простираясь на целые мили, трепетало на ветру… Всё это принадлежало людям, и людям семейным. Поппи представила себе их жизни, их заботы. Хватит ли молока? Во сколько начнётся футбол? Не испортит ли дождь свежевыстиранное бельё? Она завидовала всем и каждому.

Наконец показалась деревня, людей сменили коровы. Поппи поняла, что подъезжает. Мир за окном такси стремительно мчался, и вот уже за домами потянулись поля. Приземистый «ниссан», почти три часа назад выехавший с Е17, остановился у въезда на авиабазу. Отдав таксисту всё содержимое копилки, Поппи застыла у высокого забора из проволоки. Ей было неловко, и казалось, что она совершает что-то незаконное.

Военно-воздушная база Брайз-Нортон с виду напоминала большой аэропорт, но без рекламных щитов, торговых центров, автопарковок и шаттлов. Забор, который тянулся по всему периметру, обвивала зловещая колючая проволока, напомнившая Поппи о тюрьмах и концлагерях.

Повсюду висели информационные таблички для военных, из них Поппи узнала, что находится на объекте министерства обороны, куда разрешён только санкционированный доступ. Другая информация пугала не меньше. Поппи казалось, будто все эти таблички повешены специально для неё, и на них вполне могло быть написано: «P.S. Ступай домой, Поппи Дэй, уходи отсюда сейчас же!» Но Поппи уже решилась. Она приехала сюда и не собирается сдаваться, пока не добьётся своего.

Пройдя через ворота, а потом – мимо невысоких бараков с рифлёными железными крышами, она оказалась у паспортного контроля. Сюда тянулась длинная очередь людей, словно это был магазин «Аргос», только здесь все держали в руках билеты и ждали, пока назовут их номер: «номер сорок три!»; никто не собирался покупать утюги, тостеры и хлипкий спортинвентарь, чтобы, с месяц попользовавшись всем этим, на полгода убрать под кровать, а потом выбросить.

Люди крепко сжимали паспорта и клочки бумаги, на которых была написана чёрт знает какая чепуха. А что лежало в сумочке у Поппи? Чистые трусы; полосатый блокнот и ручка в тон; их с Мартом фотография, снятая по случаю в фотокабине на Кингз-Кросс; баночка вишнёвого бальзама для губ; пачка сигарет «Поло»; флакончик духов «Ангел» от Тьерри Мюглера, которые она любила за шоколадный запах; связка ключей; очки – подделка под «Гуччи»; и, наконец, плеер. А паспорта не было.