День красных маков - [25]

Мартин привык, что с ним обращаются как с грязью, он вырос в таких условиях, но сейчас никак не ожидал такого отношения. Ведь он стал взрослым, женатым, защищал королеву и страну… Он отвык от всего этого дерьма, но быстро привык к нему снова.

Военная подготовка была скучной, однообразной и выматывающей, призванной подавить, если не сломать, волю, доказать Мартину, что самое главное – подчиняться приказам. Он быстро усвоил этот урок, выполнял всё как положено, в буквальном смысле научившись низко склонять голову. Истинную цену всех указаний он осознал только в бою. Кто последним подчинялся, последним реагировал на приказ, ставил под сомнение важность задания, тот подводил не только себя, но и всю команду.

Мартин не стремился показаться самым остроумным, самым скандально известным, не считал нужным переходить границы дозволенного, хотя бок о бок служил с людьми, предпочитавшими вести себя вышеупомянутым образом.

Его задача была другой. Он не искал друзей, поскольку не нуждался в них. Многим одиночкам и чудакам армия заменяла семью, но для него семьёй была Поппи. Единственное, что его интересовало, – где пригодятся полученные навыки, что они дадут. При этой мысли Мартин грустно улыбнулся. Вот что они ему дали, вот где он оказался. Это уж слишком для любой теории.

Назначили дату отправки Мартина в Афганистан. Пока он проходил военную подготовку, они с Поппи ещё воспринимали её как злокачественную опухоль, которую чувствуют, но не говорят о ней, втайне надеясь, что рассосётся. Но этот день наступил раньше, чем они ожидали; удар был таким сильным, что оба не могли дышать. В каждой фразе бурлил невысказанный гнев, и любое слово, любое действие давалось с трудом. В последние несколько недель между ними установилась неловкая формальность: оба так старались уйти от темы, что она стала чем-то вроде плотины, останавливающей свободный поток слов.

Мартин знал, Поппи старается держать себя в руках, чтобы и последний вечер вместе стал особенным. Она купила бутылку вина, вымыла голову, надушилась. Мартин был благодарен ей за мудрое решение сменить гнев и отчаяние на спокойное принятие действительности. Но ничего не вышло.

Их ссоры были такими редкими, что Мартин мог пересказать каждую, слово в слово. Несколько недель спустя, пожалуй, забыл бы, как всё началось, но вспомнил бы, чем закончилось и что они друг другу сказали.

Мартин был отнюдь не счастлив. Испуганный, нервный, он отдал бы сейчас что угодно, лишь бы не собираться туда, куда он ехать не хотел. Его жена впервые так резко обозначила свои страхи, и на душе у него сделалось совсем паршиво.

Он хотел упасть в её объятия, запустить руки ей в волосы, ощутить тепло её тела. Он хотел молить у неё о прощении.

Если бы он только смог объяснить всё как следует, сказать, что теперь слишком поздно ссориться, нужно ехать… если бы он только закричал: не нужен ему этот чёртов Афганистан, вообще не нужно никуда от неё уходить! Но, пока Мартин подбирал слова, она, обвив себя руками, исчезла в ванной. Он прошёл в тёмную комнату, опустился на диван. Царапая ладони о двухдневную щетину, Мартин ждал, пока жена наденет ночную рубашку и заберётся в постель, а потом тихо лёг рядом. Они не прикоснулись друг к другу, не пытались даже говорить; он понял, что последняя попытка всё исправить была смыта новой волной отчаяния.

Они провели последнюю ночь вместе на холодном матрасе, далеко отодвинувшись друг от друга. Мартин был измучен, но спать не мог. Он слушал, как Поппи дышит и ворочается во сне, и понимал, что теперь долго не услышит её дыхания, и скучал по ней, ещё не попрощавшись. Напряжение было таким, что воздух словно обрёл вес и давил на них, пытавшихся забыться коротким сном.

Вот какой была эта ночь. Бутылка вина так и осталась стоять в холодильнике, плотно закупоренная. Вымытые волосы Поппи впитали слёзы, которые струились из глаз по носу и подушке. Боль утраты была невыносимой, и оба хотели, чтобы всё поскорее закончилось. Мартин совсем не такой представлял себе их последнюю ночь вместе.

Сейчас, лёжа в тёмной, грязной комнате, он всей душой пожелал вновь вернуться в их спальню, в ту ночь, и всё изменить. Ему хватило бы мужества придвинуться поближе; он нашёл бы её руку под одеялом и крепко сжал бы.

Глава 5

Поппи почти не спала. Утро смеялось над ней через щелку занавесок в спальне. Поппи подумала, какую жестокую шутку играет время со страдающими бессонницей: ночью каждая беспокойная минута превращается в час, но, когда приходит день, оно мчится с бешеной скоростью, часы становятся минутами, минуты – секундами… Поппи до смерти хотелось никуда не вылезать из постели и зарыться головой в подушку, пусть планета повертится без её участия. Но тут же перед глазами всплыл образ Мартина, связанного, грязного. Поппи поняла, пока он в таком состоянии, в таком месте, где бы оно ни находилось, она не имеет права валяться в постели и жалеть себя. Она должна быть сильной – ради него, ради них обоих.

Она постаралась вытряхнуть из головы пыль мрачных мыслей. В глубине души Поппи понимала, что ни в чём не виновата, но с её любимым человеком случилось страшное, а она ничем не могла ему помочь. Она ощущала свою бесполезность и вместе с тем груз ответственности. Право на что бы то ни было рождало чувство вины. Скажем, право на горячую ванну, которой у Мартина не было. Поппи пила чай и мучилась его жаждой; каждое движение вызывало угрызения совести.