День, когда разорвался мир - [69]

– Да, именно поэтому я поступаю так.

– И вы вместе с Фагусом врываетесь в зоны, после того как мой… – Я никак не могла произнести это, но все же собралась с силами. – После того, как Гилберт дает вам коды для этого?

– Точно.

Я вспомнила, как много мы с Гилбертом разговаривали о том, что зоны хорошо охраняются и что систему невозможно было обхитрить.

– Но они меняют коды каждый день. Если то, что вы утверждаете, правда и если вы действительно связаны с Гилбертом, то он больше не может давать их вам. Итак, чем ты тогда занимаешься каждую ночь?

Едва озвучив свой вопрос, я поняла, что сама смогу на него ответить.

– Ты пытаешься сам достать эти коды, не так ли?

Ничто не охранялось так хорошо, как коды доступа в зоны. Их генерировали в научных центрах кураториума. И только исследователи, которые там работали, могли извлечь их. Если Бэйл проникал в центры, то неудивительно, что он каждую ночь выглядел так, словно боксировал на ринге.

– Ты никогда к ним не подступишься, – сказала я. – И сколько раз ты уже пытался?

Бэйл нервно потер лоб:

– Мы снова вернулись к тысяче и одному вопросу? Но если уж на то пошло, у меня тоже есть к тебе несколько вопросов.

– Уж не связан ли один из этих вопросов с тем, почему ты меня так ненавидишь?

– Я не ненавижу тебя, – сказал Бэйл, нахмурив лоб.

– Но ты ненавидишь все, что связано с кураториумом.

Бэйл закатил глаза:

– И вот мы снова вернулись к твоим вопросам. А как насчет этого: что ты будешь делать, когда вернешься в Новый Лондон?

На это я могла ответить легко.

– Во время нападения Варуса Хоторна, скорее всего, эвакуировали в надежное место, – сказала я. – Предполагаю, что эвакуационный транспорт доставил его в другой кураториум. Я найду его и помогу в борьбе с «Красной бурей».

– Это в высшей степени благородно с твоей стороны, – сухо прокомментировал Бэйл. – И что потом? Ты станешь бегуном, начнешь охотиться на сплитов и загонять их в зоны? Ты расскажешь про этот город и будешь помогать искать его, как того требует закон?

– Я… я не знаю.

В таком случае все, кто живет здесь – Фагус, Робур и добродушная Сьюзи, – попадут в зону. А может быть, даже в одну из тюрем, так как они несколько лет проживали в нелегальном поселении.

В воздухе повисла тишина. Мне стало холодно, и я обхватила себя руками.

– Скажи, а Сьюзи умерла бы, если бы Робур тогда не помог ей вовремя?

Бэйл удивленно посмотрел на меня:

– А почему ты спрашиваешь?

Я прикусила губу и ничего не ответила. Мне до сих пор было стыдно, что я отпустила ее одну в гостиницу. И эти бесчисленные рубцы на ее теле – они просто не выходили у меня из головы.

– Через какое-то время – да, – сказал Бэйл. – Она не может дышать без этой машины.

– Но почему тогда она живет здесь? А не под водой со своими соплеменниками?

Лицо Бэйла исказилось от боли.

– Она… не может жить под водой.

– Но…

– Ее дыхательная система больше не функционирует. – Бэйл глубоко вздохнул. – Она совсем не умеет нырять, она делает это еще хуже людей. Ей нужна вода для дыхания, но ее тело не может обрабатывать ее самостоятельно.

– А почему? У нее что-то типа генетического дефекта?

– Нет. – Бэйл отклонился назад и долго смотрел в небо. – Я тогда сам доставил Сью и ее родителей в зону, – начал рассказывать он. – Они были одним из моих первых заданий. Кураториум обнаружил их в Гудзоне. Сью тогда была еще маленькой, поэтому охранники доставили ее не в зону, а в научный центр в Нью-Йорке. По крайней мере, я тогда думал, что именно это было причиной. – Он посмотрел на меня: – А ты была там хоть раз? В научном центре?

Я покачала головой. Новый Лондон был одним из немногих кураториумов, в которых научный центр находился прямо в главном здании, в отличие от Москвы или Токио, где центры располагались в отдельных зданиях. И все же я никогда там не бывала. Центры серьезно охранялись, а доступ в них был разрешен только исследователям. Гилберт рассказывал мне, что там исследуют вихри, разрабатывают новые технологии для бегунов и даже работают над лекарством для сплитов.

Бэйл кивнул:

– Я тогда думал, что Сью туда доставили потому, что хотели убедиться, что она хорошо перенесет транспортировку в зону. Только когда я через несколько лет попал в такой научный центр, я снова встретил Сью. Ее заперли в клетку размером не более того сарая во дворе. – Он указал в темноту на улице, где виднелись очертания деревянной постройки. – Они… они проводили над ней эксперименты. Я думаю, они хотели выяснить, каким образом функционирует система дыхания швиммеров. Сью и ее родители были одними из первых пойманных швиммеров, поэтому они были чрезвычайно ценными. Только тогда я всего этого не знал. Сью была юной и здоровой – отличная лабораторная крыса. А я был тем, кто ее поймал.

Бэйл замолчал, и только сейчас, когда утих его голос, я почувствовала, как была напряжена. Выходит, рубцы появились тогда? В результате экспериментов? Часть меня не хотела верить в то, что рассказывал Бэйл. Этого не могло быть. Такого кураториум никогда не стал бы делать. Может быть, со Сьюзи произошел несчастный случай, возможно, она родилась уже с этим дефектом.

И вместе с тем в лице Бэйла было что-то нескончаемо печальное, что – несмотря на всю неоднозначность – давало мне понять, что он говорил правду. И что он чувствовал свою вину от того, в каком состоянии была Сьюзи.