День инкарнации - [11]

Я хочу создавать произведения с самого начала, маслом на холсте. И использовать при этом не программируемый краскопульт, а настоящие кисти и краски. Поскольку, по моему мнению, огромную важность имеет фактура, за что я и люблю масляные краски. Точнее, мне нравится идея использовать масляные краски, потому что попробовать их на практике у меня еще так и не было возможности.

Кроме того, как говорит доктор Сэм, «тот, кто не был в Италии, постоянно осознает свою неполноценность, как не видевший того, что человеку полагается повидать. Великая цель странствий состоит в том, чтобы увидеть берега Средиземноморья».

И вот когда я сказала родителям, чем хочу заниматься, они только как-то пожали плечами и взяли с меня обещание, что я освою еще какую-то специальность, что-то более практичное. Поэтому изобразительное искусство — моя вторая специализация, а первая — компьютерный дизайн, функционирование компьютера и программирование, что достаточно интересно, поскольку все сложные программы написаны искусственным интеллектом, умственные способности которого превышают наши, поэтому, для того чтобы заставить их выполнять наши пожелания, мы занимаемся не только наукой, но и чем-то вроде магии.

Таким образом, нам с родителями удалось прийти к компромиссу, который всех устраивал, так что мне кажется, что мне с ними вполне повезло.

Минут через двадцать после моего разговора с родителями в дверь ко мне постучалась Дженис, и я дала двери команду исчезнуть, и Дженис вошла, и тогда я вернула дверь на место. (Как удобно устроены эти вещи в симуляциях.)

— Похоже, разговор прошел не лучшим образом, а? — спросила она.

— Если оценивать по шкале любезности, действующей в твоей семье, — ответила я, — то, как мне кажется, все прошло примерно на среднем уровне.

Глаза ее сузились (от расстройства она забыла переключиться из своего кводбода, из-за чего у нее были сейчас глаза, способные прищуриваться).

— Я с ней рассчитаюсь, — сказала она.

— Мне кажется, это не очень разумно, — отозвалась я. Дженис колотила кулаками по стенам, полу и потолку моей комнаты, носясь туда-сюда, и это действовало мне на нервы, хотя стены и были виртуальными и она не могла ничего повредить и даже оставить где-нибудь отпечатки пальцев.

— Слушай, — сказала я. — Тебе всего-то и надо не воевать с твоей матерью, пока ты не закончишь диссертацию и не получишь инкарнацию, и тогда она тебе ничего не сможет сделать. Ждать осталось всего несколько месяцев, Дженис.

— Моя диссертация! — На лице Дженис расплылась торжествующая улыбка человека, совершившего открытие. — Я воспользуюсь моей диссертацией! Мама получит от меня удар в самое уязвимое место!

Я схватила ее и заставила остановиться на месте, передо мной, удерживая ее всеми четырьмя руками.

— Послушай, — сказала я. — Перестань ее оскорблять. Голос Дженис триумфально зазвенел:

— Посмотришь и увидишь!

— Пожалуйста, — попросила я. — Я тебя умоляю. До инкарнации ничего не делай!

Я видела, что перед ее глазами проплывают образы грядущей славы. Меня она не видела и не слышала.

— Ей придется признать, что я права, а она ошибается, — заявила она. — Я прибью свою диссертацию гвоздями ей на лоб, как Карл Маркс — к той церковной двери.

— Вообще-то это сделал Мартин Лютер. — (Иногда я просто не могу удержаться в таких ситуациях.)

Она фыркнула:

— Да кому до этого есть дело?

— Мне. — Я решила сменить тему. — Потому что я не хочу, чтобы ты умерла.

Дженис фыркнула:

— Я не собираюсь перед ней кланяться. Я ее сокрушу. Я покажу ей, насколько она глупа, бесполезна и второсортна.

И в это мгновение позвонили в мою дверь. Я не стала обращать внимание.

— Сила наказания состоит в том, чтобы присмирить, а не в том, чтобы доказать неправоту, — сказала я.

Лицо ее сморщилось, как будто в рот ей попало что-то кислое.

— Просто не верится, что ты снова цитируешь того мертвого старика.

Найдя для вас довод, — хотелось мне сказать вместе с доктором Сэмом, — я не обязана искать вам понимания.

Звонок в мою дверь раздался снова, и в этот раз он прозвучал одновременно с электронным сигналом, обозначавшим чрезвычайную ситуацию. От неожиданности я заставила дверь раствориться.

У входа оказалась Мей в своем кводбоде, с выражением гнева на лице.

— Если вы уже закончили поздравлять друг друга по поводу своей гениальной проделки, — сказала она, — то вы, пожалуй, успели заметить, что пропал Фриц.

— Пропал? — Я не могла понять, как кто-то мог пропасть. — Разве его программа не вернулась с Титана?

Если что-нибудь случилось при пересылке, Фрица могли бы загрузить из резервной копии.

На лице Мей было непроницаемое выражение.

— Он туда и не отправлялся. Он встретил Голубую Даму. А потом она оттолкнулась двумя руками и понеслась прочь, а нас окружила внезапная тишина, глубокая и жуткая.

Ничего не говоря, мы последовали за Мей в гостиную. Там уже находились все остальные члены отряда, и все они смотрели на нас, пока мы вплывали в помещение.

Еще совсем маленьким ты впервые слышишь про Голубую Даму от других членов своего отряда. Никто точно не знает, как получается, что про Голубую Даму узнают все, то есть отряды не только на Церере, но и на Весте, на Ганимеде, везде.