День гнева - [10]

Путник поднял еще один камень, повертел его в руке и отбросил, взял второй, уронил. Зачерпнул горсть песка — песок просыпался сквозь пальцы. Стоявший рядом с ним рудокоп бил киркой по скале, а путник подбирал осколки, рассматривал их и отбрасывал. Рассматривал, отбрасывал, рассматривал, отбрасывал. Зачем, кому все это нужно, что здесь ищут — он не знал. Он поступал так, как и все. Он выжидал, надеясь, что со временем найдется хоть какое объяснение и он тогда решит, что делать дальше.

Но время шло, и ничего не изменялось; клубилась по ущелью пыль, гремели кирки и скрипели тачки, надсмотрщик кричал:

— Негодяи! Работать!

И вдруг…

На ладони у путника вспыхнул ослепительно-желтый свет. Путник осторожно сдул песок и поначалу не поверил собственным глазам — кусочек золота лежал в его руке! Замысловатой формы, маленький, он тем не менее сверкал так ярко, что путник зажмурился, словно от яркого солнечного света, и улыбнулся. Ему почудилось, будто он снова наверху, среди живых. Любуясь неожиданной находкой, путник удобней развернул ладонь, коснулся самородка… и тот, немедля превратившись в прах, протек меж пальцев. Что это — снова наваждение?

— Глупец! — раздался рядом чей-то голос. — Здесь невозможно ничего найти, здесь только пыль и тлен.

Путник поспешно обернулся. Стоявший рядом рудокоп взмахнул киркой, ударил по скале и повторил:

— Да, пыль и тлен.

— Тогда зачем… зачем все это? — удивился путник.

Рудокоп повернулся к нему и спросил:

— Ты что, недавно здесь?

— Да.

— Ничего, привыкнешь, — и рудокоп опять ударил по скале.

Он бил, рубил, отскакивал, опять рубил… и говорил, с трудом переводя дыхание:

— Да, это тяжкий и ужасный труд. Но знай: там, ниже по ущелью, страдания еще страшней. Там нет надежды. Здесь… Если эти, с тачками, не будут успевать, ущелье переполнится осколками, и мы поднимемся наверх. Да, только так. Возможно, всё это безумие, но я буду рубить. Быстрей. Еще быстрей. Еще…

Вдруг грянул гром — один, второй раз, третий. Путник в испуге глянул вверх…

Скала, нависавшая над ущельем, дрогнула, покачнулась — и, крошась на куски, стала медленно падать в ущелье.

Рудокоп на мгновение замер, потом…

— Зря! — дико вскрикнул он. — Зря! Зря! Обман! — и отшвырнул кирку.

— Обман? Обман! — вскричала вся толпа и бросилась бежать.

Путник, захваченный всеобщей паникой, бежал среди толпы. Вокруг кричали и толкались, падали, вставали, вновь бежали, топтали упавших, визжали от страха…

А сверху на них рушились огромные обломки. Вниз по ущелью с грохотом катились камни и текла лавина щебня, в которой ослепительно сверкали золотые самородки. Обвал настиг толпу и стал давить, заваливать и засыпать бегущих. Бегущие еще кричали, но теперь был слышен только гром обвала, который продолжал катиться вниз все медленней и медленней…

И вскоре замер. Пыль улеглась, настала тишина, которая, казалось, никогда не кончится.

Полузасыпанный песком, придавленный камнями, путник лежал не шевелясь. Проклятие! Да, он остался жив, но как?! Он, победитель девяти турниров, кричал от страха и отталкивал, топтал других! Он, тот, который вознамерился очистить всех от слабостей и скверны… Путник брезгливо мотнул головой и попытался встать один раз, второй — бесполезно. Призвать на помощь? Лучше подождать, собраться с мыслями и вновь попробовать. Он повернулся на бок и…

Увидел, что над ним стоит надсмотрщик — без шлема, в искореженном нагруднике. Надсмотрщик склонился к путнику, взял его за плечи и одним рывком освободил из-под камней. Путник благодарно улыбнулся ему, встал и, шатаясь, побрел вниз по ущелью. Там, дальше, где-то есть река, за нею город…

— Стой! — крикнул вслед ему надсмотрщик.

Путник оглянулся. Надсмотрщик, злобно ухмыляясь, приказал:

— Работать! Стой!

Остановиться? Ну, уж нет! Теперь их только двое, и если что, то уж никто не помешает…

Надсмотрщик шагнул к нему и повторил:

— Работать! — Подумал и добавил: — Р-раб!

Ах, раб! И путник сделал шаг назад.

— Бей! Бей его! — раздались чьи-то голоса.

Путник шагнул еще, потом еще, приблизился к врагу и замер.

— Бей! Не щади! — кричали тени, обступая их. — Бей! Или ты не воин?! Трус! Ничтожество!

Путник не выдержал и бросился вперед…

Они схватились яростно; душили, били, падали на камни, расползались, обливаясь кровью, и бросались вновь… А тени обступали все тесней и кричали все громче:

— Бей! Бей его!

Путник схватил врага, поднял… и с диким выкриком швырнул на камни! Надсмотрщик дернулся и замер, а толпа — теперь уже не тени, а действительно толпа — взревела от восторга и, затоптав надсмотрщика, сомкнулась вокруг путника. Возбужденные потные лица кричащих то освещались ярким светом факелов, то исчезали в темноте.

— Бей! Без пощады! Бей! — выли они, потрясая мечами.

Путник инстинктивно поднял руки, пытаясь оградить себя от всеобщего безумия… Но тут чья-то рука подала ему меч, он взял его… И тотчас стал словно невидим для толпы; стоявшие вокруг него уже тянулись заглянуть туда, где ниже по ущелью над всеми возвышался некто в черном рубище — должно быть, предводитель, — который что-то торопливо, яростно выкрикивал. Толпа время от времени взрывалась ревом одобрения и возгласами: