День Дьявола - [3]

Эндландс

Я всегда знал, что Старик умрет внезапно. Так перегорает электрическая лампочка и в ней внезапно темнеет стекло. Тем не менее, когда Отец позвонил ночью, чтобы сообщить мне эту печальную весть, я не мог не почувствовать, что уход Старика меня потряс. И сразу же ощутил, как далек теперь от фермы.

Я тогда жил в Саффолке, недавно женился и преподавал в школе для мальчиков, той, что рядом с болотами. В Эндландс мне удавалось выбраться не чаще двух-трех раз в год, и обычно я отправлялся туда подышать навозом в то время, когда на ферме больше всего нужны руки: на окот овец в Пасху, к сбору урожая летом или осенью, когда овец пригоняют с пастбищ. Собственно, мы с Кэт уже начали собираться – пора было ехать помогать с овцами, – когда за несколько дней до начала осенних каникул позвонил Отец. Загонять овец мне все равно придется, но уже после похорон.

Кэт, несмотря на грустные обстоятельства, с нетерпением предвкушала поездку. С ее работой – она работала в детском саду, где в период каникул всегда не хватало персонала, – ей никак не удавалось съездить со мной в Эндландс, и с Дайерами и Бисли, соседями-фермерами, она познакомилась только в день нашей свадьбы в июне. По большому счету, она и Отца-то едва знала. После помолвки мы пару раз ездили повидать его в Дербишир, куда он приезжал на ярмарку со своими четырехлетками, но это были короткие встречи за чашкой чая и сэндвичами между аукционами, и их с Кэт знакомство не шло дальше общих разговоров о ферме или об ее семье.

Он никак не отзывался о ней, ни хорошо, ни плохо, но чувствовалось, что она ему нравится. Не то чтобы я просил его благословения или нуждался в нем. С тех пор как я уехал из Эндландс, на ком бы я ни женился, по большому счету для фермы это не имело никакого значения. И все-таки он хотя бы предпринял усилия, чтобы познакомиться с Кэт.

А Старик, конечно, с ним не приезжал, так что впервые Кэт увидела его только в день нашего бракосочетания. И тем не менее, когда я сообщил ей о его смерти, она расстроилась, как и все в Долине, и в поезде беспрерывно задавала мне вопросы, огорченная, что ей уже никогда не доведется узнать его поближе.

– Прости, что не давала тебе покоя, – сказала она, когда мы расплачивались, выходя на последней остановке. – Мне просто хотелось узнать о нем побольше.

– Ладно, только Отца ни о чем не спрашивай, – отозвался я. – Он не станет говорить о Старике. Ему бы только поскорее покончить со всем этим.

– Знаю, – сказала Кэт. – Я уже сталкивалась с этим.

– Тут другое, – возразил я.

– Отрицание потери часто встречается, Джон, – заметила она, когда мы спустились на перрон. – Малышка Эмма Картер говорила о своем отце так, будто он жив, хотя прошло уже полгода.

Год назад у одной из девочек в детском саду умер отец, и Кэт взяла на себя заботу о семье. Она помогала с организацией похорон, от лица миссис Картер писала письма в страховую и банк и полностью погрузилась в домашние дела убитого горем семейства: следила, чтобы в доме было прибрано и все хорошо питались, выносила мусорное ведро и кормила кошек. Она пригласила Картеров на свадьбу, но для социальных мероприятий они тогда были явно не готовы, поэтому просто послали нам открытку. Это была самодельная картинка, которую почтальон доставил нам лично. Меня изобразили в виде человечка в цилиндре, а у Кэт были крылышки и нимб.

Каждый день, приходя с работы, она приносила с собой пару-тройку подарков от детей: проволочные поделки с блестками и отклеившимися в дороге кусочками свадебной фаты. Все они были более или менее одинаковыми: церковь, колокола, большое желтое солнце, – хотя в одном случае присутствовала еще плачущая девочка, а мы с Кэт держались за руки.

– Что такое? – поинтересовался я.

– О господи, это Оливия Браун, – сказала Кэт, поднимая глаза от доски, на которой она крошила лук. – Я сегодня утром полчаса убеждала ее, что ты не собираешься увезти меня от них.

Дети, особенно девочки, хотели обладать ею всецело, их притягивали ее миловидность и та сестринская привязанность, которую она проявляла к ним. У нее на коленях они плакали, об ее рукава вытирали сопливые носы, ее волосы они заплетали цепкими пальчиками в косы, в ее ладони вцеплялись, когда наступало время идти домой.

Дети чисто по наитию сразу же делали ее главной в их жизни. Вот и Грейс, хотя она была намного старше подопечных Кэт, повела себя так же на нашей свадьбе. Единственная дочь Лиз и Джеффа Дайеров и единственный ребенок в Эндландс, она немедленно цеплялась за каждого, кто проявлял к ней хотя бы чуточку внимания. Весь вечер она тенью ходила за Кэт. Они вместе танцевали и подкидывали воздушные шары, сидели рядышком, опустив соломинки в один стакан с лимонадом, а если музыка становилась слишком громкой, говорили что-то друг другу на ухо. Когда Кэт, устав от туфель, сбросила их и ее очаровательные босые ножки замелькали то там, то сям, Грейс надела туфли и ходила в них весь вечер, пока нам не пришло время отправляться в отель рядом с аэропортом, где мы остановились. И когда все вышли из «Кинг Армс» на улицу проводить нас, Грейс дольше всех махала вслед отъезжавшему такси.