День чудес - [29]

Шрифт
Интервал

Я любил возвращаться домой. Под треп Кырлы, под его вечные споры с Гешкой. На все темы. Начиная с медицины, где господствовал Кырла и кончая проблемами общения с внеземными цивилизациями.

— Начинается очевидное — невероятное! — говорил Илик. — Добрый день?

Была зима. Печка не работала. Илик сыпал соль на стекло, чтобы хоть что-то было видно. Саша спал до очередного ЧП. Кырла дышал перегаром.

Это было ненормальное явление. У нас был сухой закон. Мы зарабатывали деньги. Но чем больше зарабатывали, тем чаще Кырла нарушал этот закон. Мы предупреждали его и каждый раз прощали. Для меня, как ни странно, Кырла был тем, что связывало меня со вторым я. Что-то роднило нас. Он был моей отдушиной. Он единственный знал о Вите. В спорах я был на его стороне.


Илик в спорах не участвовал. У него был единственный аргумент — деньги. Просто не было такого спора, где этот аргумент можно было применить. Пока не было…

Сегодня у нас выходной. Мы решили отдохнуть. По-человечески. Как люди. Вздохнуть свободно. Женатые с женами. Холостые с кем хотят.

Я хочу с Витой.

За эти месяцы мы виделись считанные разы. Каждый перерыв я бегал звонить ей по автомату. Я выдумывал. Я фантазировал. Я обманывал. Я врал. Я в командировке. Особое задание. Секретная миссия. Заболел. Готовлюсь в космос.

Но сегодня все! Сегодня выходной. Сегодня мы увидимся. Сегодня мы отдыхаем. Мы идем в ресторан.

Гулять!

Китобои вернулись из плавания. Буровики вернулись с буровой. И мы.

У нас выходной в ресторане.

— Я так давно тебя не видела.

— Зато слышала, — сказал тот, что играет в ресторане. Он так обнаглел, что не дает даже слова вставить.

— Это не то. Я хочу видеть тебя. Быть с тобой.

— Я тоже. Пойдем, я познакомлю тебя с моими друзьями. Кырла.

— Кырла? Странное имя… Никогда не слыхала раньше.

— Лена. Его жена.

— Очень приятно.

— Илик. Авангардович.

— Не может быть. Вы, наверное, по спортивной части?

— Гешка.

— А мы знакомы.

— ?

Мы танцевали. Я никогда не думал, что это так хорошо — танцевать. Последние лет пять я только и делал, что играл танцующим. Я держался только благодаря профессиональному чувству ритма. Что вытворяли мои ноги, я даже не мог представить.

— Такой прекрасный вечер. Я до этого никогда не была в ресторане. А ты?

— И я.

— Ты уже закончил свои дела? Мы увидимся завтра?

— Не знаю… А откуда ты знаешь Гешку?

— Познакомились как-то случайно. Давно. Я тогда только поступила в институт. Он даже ухаживал за мной одно время.

— А сейчас?

— А сейчас я не нуждаюсь ни в чьих ухаживаниях. Мне нужен только один человек. Сказать кто?

Мне хотелось спросить у нее тогда. Который из нас двоих нужен ей. Тот, что танцует с ней в ресторане, или тот, кто работает в нем.

Мы с Генкой стояли на балконе. Гешка курил. Я впервые видел его с сигаретой.

— Ты помнишь, я, тебе рассказывал о девушке, которая мне очень нравится, я даже говорил, что женился бы на ней, — Генка курил так, что с него можно было писать картину о пользе курения.

Я помнил. Да, Генка когда-то рассказывал мне, что где-то учится девушка — его мечта. Только ей он мог бы отдать свою драгоценную свободу.

— А ты помнишь, как звали эту девушку?

Да, я помнил. Кажется, Вика.

— Не Вика, а Вита.

Интересно. Бывают же такие совпадения.

— Это не совпадение. Это она.

Да, да. Она мне только что говорила, что Генка ухаживал за ней. Но мало ли за кем он ухаживал?

— Так, как за ней, ни за кем.

Что я должен был делать? Разбиться в лепешку? Скрыться с глаз? Или…

Си бемоль минор. Не спеша. «Уйду с дороги — таков закон, третий должен уйти…». Динь-динь, динь-динь — рында корабельная.

Но позвольте! Мне только что она сказала, что ей нужен я, а не Гешка, как бы он красиво ни курил здесь, на балконе.

Мы ушли.

Весна бродила по городу. Я почти забыл, что могут быть свободные вечера, что можно стоять у ее подъезда, говорить «До завтра». Я почти забыл себя таким, каким был в этот вечер.

— Я все знаю, — сказала она, — мне все Генка рассказал.

— Когда?

— Когда мы танцевали.

— Ну и что ты скажешь?

— Надо было самому все рассказать. Обычная работа — я все-таки почувствовал в ее голосе неуверенность. — Жаль только выходных мало.

— Как на любой работе. Всем же хватает.

— А для меня мало. Я чувствую это с каждым днем все сильнее.

— Скоро будет еще меньше.

Потом я понял, что в тот день я начал терять ее.

Я должен был что-то сделать. Жениться. Украсть. Познакомиться с родителями. Не знаю что. Я просто ушел.

— Я позвоню?

И ушел.

Наш «жучок» остановился возле ресторана, и ни мы, ни даже Саша не могли сдвинуть его с места. Было решено переехать на сезон в Черногорск. Нам разрешили жить на чердаке шашлычной, стоявшей на берегу озера. Днем мы занимались «жучком». Вечером — «заколачивали бабки». Мы уже стали своими в этом городе. Мы знали всех посетителей в лицо и называли их названиями песен которые они заказывали. Полковника — «Травы-травы», продавщицу мороженого — «Горький мед», грузчика — «Сигарета-сигарета». Мы знали заранее сценарий каждого вечера. Мы знали, кто наш клиент, а кто просто забежал перекусить. Мы видели людей такими, какими они бывают только в ресторанах, приезжая на курорт.

Я чувствовал себя карусельщиком в парке.


Еще от автора Виталий Викторович Павлов
Герцеговина Флор

Виталий Викторович Павлов в литературных кругах известен как драматург. В настоящую книгу включены три его остросюжетных повести: "Герцеговина Флор", "Рыбный день" и "Доктор Сатера". Автор относит их к жанру "некриминального чтива". Книга рассчитана на широкие круги читателя…


Рекомендуем почитать
Писатель и рыба

По некоторым отзывам, текст обладает медитативным, «замедляющим» воздействием и может заменить йога-нидру. На работе читать с осторожностью!


Азарел

Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…


Чабанка

Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.


Рассказы с того света

В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.


Я грустью измеряю жизнь

Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.


Очерки

Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.