День чудес - [13]

— Нет, туда я не пойду, — думал он. — Завяжу так крепко, чтобы и не вспоминать. Буду бегать по утрам в парке.

 Но уже сейчас, сидя на скамейке, мысль о площадке, промелькнувшую в голове, Быстров не отогнал. Наоборот, начал вспоминать какие-то детали, смешные моменты, лица ребят. Что будет Быстров не знал, как не знал, что скажет тренеру, ребятам в команде. Он не знал, как они все отнесутся к этому решению, надеялся в глубине души, что будут уговаривать остаться. Пожалуй двое точно будут рады этому решению. Лена и этот паренек, выбежавший на поле под четырнадцатым номером. Выбежал, не глядя по сторонам, как будто привык так выбегать на поле под увеличительное стекло пятнадцати тысяч глаз где каждое удачное движение вызывает крики восторга и аплодисменты, а неудачное — свист и оскорбления.

Какое-то странное и очень знакомое чувство испытал вдруг Виктор. Очень знакомое…

Когда же это было? Да, да… Весна девятого класса. Он тогда еще занимался боксом. Занимался потому, что так хотел отец. Сам Быстров был равнодушен к этому виду спорта. Он ходил на тренировки из чувства долга перед отцом. Отец когда-то здорово боксировал, теперь судил крупные соревнования и хотел, чтобы Виктор принял от него эстафету. Виктор ходил в зал «Динамо», ездил на соревнования, даже занимал высокие места, но был странно холоден ко всему. Ничто не порождало в нем страсти, похожей на ту, которую вызывал самый обычный резиновый мяч, что гоняли мальчишки на школьных переменках.

Сколько Быстров себя помнил, он всегда был рядом с мячом. И во дворе… В доме, где ж Витя, в разных подъездах обитали два бывших футболиста. Когда-то они играли в местной команде.

Дядя Володя и дядя Женя.

Иногда, возвращаясь домой слегка «навеселе» они втравливались в мальчишеский уличный футбол и азартно гоняли красный пупырчатый мяч между железными облезлыми воротами и двумя кирпичами. Мальчишки демонстрировали «чудеса техники», лезли вон из кожи, бросались на асфальт, как будто это была перина. Витя успевал всюду. Отдавал пас дяде Володе, бросался в ноги дяде Жене, бил «пеналь» и забивал, забивал, забивал. Потом, когда становилось совсем темно оба бывших футболиста стояли у ворот, поставив ноги кто мяч, а кто на ногу приятеля, потому что оба хотели коснуться лишний раз мяча, как своего прошлого, вытирали рукавами рубах пот, одобрительно качали головами и убеждали друг друга в одном и том же:

— Ну, Витек в порядке… В порядке Витек! И пасик, и удар… — говорили они с футбольно-московским акцентом. Витя помнил их еще на футбольном поле. И там, и в жизни они были разными. Дядя Володя — худой, верткий, а дядя Женя — полный, застревающий в разных местах. Вот и во дворе дядя Женя застревал чаще своего приятеля. Он никогда не проходил мимо гоняющих мяч пацанов, чтобы хоть раз не ударить по мячу.

— Ну-ка, ну-ка, Витек, пасик… В порядке! — он одобрительно кивал головой, получив мяч от Вити. — Счас я его в девяточку… Оп-па… — И мяч, взвившись летел в девятку. Один раз дядя Женя не рассчитал и угодил мячом в верхний угол окна одного из соседей. Ребята были в восторге.

— Вот так… — сказал дядя Женя и небрежной футбольной походкой двинулся к своему подъезду, где и скрылся, как в раздевалке в перерыве между таймами. Он работал мастером, в его подчинении были и пивные, и винные, и безобидные автоматы газированной воды. Иногда Витьке Быстрову везло, он натыкался на дядю Женю «при исполнении» и пил бесплатно газировку до одури.

Дядя Володя был директором какого-то магазина. Одевался он шикарно, был блондином, пел лирическим тенором и нравился абсолютно всем. В дворовый футбол играл редко, да и любой бы берег такие модные туфельки с острыми носками. С работы он возвращался поздно и всегда нес под мышкой загадочные свертки. От него пахло рыбой и совершенно незнакомым одеколоном. Это был и не «Шипр» и, конечно, не «тройной», которым несло от дяди Феди.

Дядя Федя не был футболистом, но тоже был личностью известной. Он жил в коммунальной квартире, и стриг нашу футбольную команду. Не дворовую, а городскую. Кумиры тысяч пацанов и взрослых доверяли Витькиному соседу свои драгоценные волосы и идеальные проборы. От дяди Феди и его сына Аркаши Витька узнавал самые последние новости о команде и обо всем, что с ней связано. О том, кто получил травму, о том что, шофер командного автобуса раздавил курицу по дороге на стадион и поэтому они проиграли, о том, какая нога сильнее у центрального нападающего. Дядя Федя был в приятельских отношениях и с друзьями-футболистами, живущими по соседству. Он называл их на ты, ходил в гости, распевал с ними песни, всегда перевирая слова.

Мама дяди Феди каждый вечер жарила семечки.

— Странно, — думал Быстров, обтирая лицо полотенцем. — Воспоминания находятся в клубке. Потяни ниточку, и он начнет разматываться.

Он вдруг вспомнил себя, поднимающегося на второй этаж, где покупал семечки у мамы дяди Феди. Потом он бежал что было духу на стадион, пробирался через дыру в заборе и ждал, когда из тупорылого автобуса появятся игроки. Ровно за час до начала игры ворота открывались, въезжал автобус, а еще через минуту показывались они. Они выпрыгивали из автобуса с небольшими чемоданчиками, где была уложена форма, удивительно похожие друг на друга: с одинаковыми прическами, кривыми ногами, даже в одинаковых туфлях.