День бумеранга - [26]

– В следующий раз мы победим. Чего бы. Это. Ни. Стоило.

Год спустя мать Ранди, последняя императрица из династии Джепперсонов, задохнулась до смерти из-за комка шерсти одного из восьми своих померанских шпицев. Дворецкий либо не был знаком с приемами первой помощи, либо – как поговаривали – решил не вмешиваться в ход событий.

Губернатор выразил официальное соболезнование. Похороны были организованы властями штата. Во время заупокойной службы Ранди смотрел на гроб так, что некоторые сочли этот взгляд неподобающим.

– Вы видели его лицо, – спросила миссис Гарднер Пибоди Кабот на поминках, – когда он кинул первую лопату земли?

– И то, как он продолжал наваливать лопату за лопатой… – подхватила миссис Темплтон Лоуэлл Скродуэрти.[38]

Слава богу, никто не знал, что Терри Таккер насилу уговорил Ранди прийти.

– Вы вот как на это взгляните, – втолковывал Терри клиенту. – Перед новыми выборами сколько раз вы хотите услышать вопрос, почему вас не было на похоронах собственной матери? Что будем отвечать? Что вы никак не могли пропустить голосование о повышении долгового потолка?

Четыре года спустя Ранди опять баллотировался в сенат. На сей раз его соперником был почтенный сенатор Баском Смизерс. Бэ-Эс, как его называли, был милый в общении, но не слишком внятный политик старшего поколения, который заседал в сенате уже шестой срок и был бы счастлив пройти в седьмой раз, «если бы оказалось, что добрый народ этого славного штата все еще во мне нуждается». Он ни единожды не сказал ни о ком худого слова (никак при этом особенно себя не проявив по части законодательства) и пользовался любовью коллег за то, что был редким ныне политиком, имеющим обыкновение каждый вечер ровно в шесть отодвинуть в сторону партийные распри и приняться щедро наливать бурбон всем и каждому, вслух вспоминая старые времена, когда Линдон Джонсон на правах лидера большинства щипал сенатских лифтерш за мягкие места. В сегодняшней предельно партийной атмосфере такие способы наведения мостов между фракциями уже не в ходу, как и обычай щипать пригожих лифтерш. Зады сенатских пажей, правда, пока доступны.[39]

Ранди намалевал на груди Баскома Смизерса мишень и приказал членам своей команды открыть огонь: «Жарьте вовсю, ребята!»

Люди Ранди изобразили Бэ-Эс безответственным пьяницей, инструментом в руках заинтересованных лиц, любителем пощупать несовершеннолетних девушек, другом террористов, зловредным убийцей беспомощных пернатых (он время от времени охотился на фазанов) и скупщиком краденого (один из его помощников приобрел на интернет-аукционе eBay коллекционную бейсбольную карточку, принадлежность которой была оспорена). Если верить картине, которую нарисовала команда Ранди, безобидный старый сенатор Бэ-Эс за свои отвратительные преступления против человечности заслуживал не просто поражения. Он заслуживал, чтобы его выволокли из Капитолия, вздернули на самом высоком дереве и оставили висеть на потребу воронью.

Ранди опередил его на две тысячи голосов, истратив из наследства своей дорогой покойной матушки 46 миллионов долларов (то есть 79 долларов за голос). Его победную речь в ночь после выборов один телеобозреватель назвал «обращением Муссолини к толпе с балкона на Бикон-Хилле».[40]

– Насколько я понимаю, – сказал сенатор Ранди, не дав Терри времени сесть, – вы хотите потолковать насчет одной нашей обшей знакомой. По телевизору она выглядела осунувшейся, но это вполне объяснимо – ведь ей грозят годы тюрьмы. Если есть желание выпить – бар к вашим услугам. Итак, чем я могу помочь?

– Вы в комитете по судопроизводству, – сказал Терри, предоставив сенатору мысленно продолжить: Так что позвоните генпрокурору, черт бы его драл.

– Гм. Вы хотите, чтобы я… вмешался?

Последнее слово он произнес так, словно держал его щипцами.

– Да, Ранди.

Ранди откинулся назад, поднял деревянную ногу и положил на кожаный пуфик, предназначенный именно для этого.

– Не могу сказать, что ни разу в жизни не встречал эту особу. По-моему, я тогда постарался вести себя как порядочный человек.

– После того как завезли ее на минное поле?

Взгляд Ранди стал «маленько потусторонним».

– Я и сам за это хорошо заплатил.

– Да. А теперь вы в сенате, а она в тюряге. И ей светит пожизненное без права на досрочку.

– Мне очень ее жаль, но разве я ее туда запихнул?

– Вы можете ее оттуда вытащить.

– Не могу, при всем желании. Понимаете, старина, я хожу по довольно тонкому льду. Согласно журналу «Вашингтониан», из всех сенаторов ко мне наихудшее отношение. Они поместили на обложке мое фото с надписью: САМЫЙ НЕНАВИСТНЫЙ ЧЕЛОВЕК НА КАПИТОЛИЙСКОМ ХОЛМЕ. Знаете, что я на это отвечаю? Oderint dum metuant.

– Вам придется перевести. Меня ведь не посылали учиться в Геронт.

– В Гротон. Означает: «Пусть ненавидят, лишь бы боялись». Катон. Одно из самых моих любимых изречений. Знаете, где я в первый раз его прочитал? На подушечке для иголок в гостиной моей матери.

– Потрясающе. Но вы не видите более широкую картину.

– Moi?[41]

– Эта девица – ваш счастливый билет.

Ранди опять откинулся на спинку кресла.

– Из чего, интересно, вы это выводите?

– А вот, взгляните. – Терри открыл свой ноутбук и показал Ранди данные опросов. – Посмотрите на эти цифры для возрастной группы от восемнадцати до тридцати. Никогда раньше такого не видел. От шестидесяти пяти до