День ангела - [56]

– What do you want?[57] – спросил Бенджамен Пресли.

– I want… – пробормотал Матвей. – I’ll kill you! You bastard![58]

– But, Matthew, why don’t you ask me first? – Сестра оторвалась от его груди. – I’ am an adult![59]

– You… what?[60] – оторопел он.

– I love him! – прорыдала Сесилия. – Not you, Matthew, not you, I love him![61]

Матвей сначала даже не понял, что такое она сказала. Она была дурой, овцой и ребенком, он никогда и не прислушивался к ней по-настоящему. Потом он поморгал, чтобы перестало все расползаться перед глазами, перестало щипать, и увидел, как Сесилия с вишневым, пылающим, мокрым лицом и телом белее, чем снег на Аляске, приникла, в слезах и кудрях, к Бенджамену, а тот обнимает ее, и ласкает, и что-то ей шепчет в горящее ухо.

Дневник Елизаветы Александровны Ушаковой

Париж, 1959 г.

Настя получила письмо от Дюранти, который умер во Флориде два месяца назад. Он написал ей перед самой смертью. Письмо его отправила Насте жена Дюранти, с которой он обвенчался, будучи уже смертельно больным, за несколько недель до своей кончины. В своей приписке она говорит, что он не хотел верить в то, что умирает, и смеялся над прогнозами врачей. Письмо пришло к нам через Китай, шло очень долго. Настя мне его не показывает, да мне и не нужно. Она спряталась в своей комнате. Кажется, плачет. Утешать ее у меня нет сил. Понимаю, что я стала жесткой, и с тех пор, как мы потеряли Леню, чувствую только одно: свою потерю. Но как можно плакать оттого, что где-то, на краю света, умер человек, бывший твоим любовником двадцать лет назад?

Вермонт, наши дни

Матвей Смит смотрел, как сестра его, обвив обеими руками мускулистое тело Пресли, дрожит крупной дрожью. Он слышал, как плачет сестра, как рыдает. Будь это кто-то другой – какая-нибудь посторонняя, ушастая и глазастая девица, – он точно ушел бы и дверью бы хлопнул. Но тут он не мог. От ее слез у преданного Матвея Смита соленые комки начали торопливо подкатывать к самому горлу.

– Leave us alone, you idiot! – сказал Бенджамен Сойер. – We are getting married.[62]

Сесилия на секунду оторвалась от своего возлюбленного, взглянула на брата заструившимися голубыми глазами и снова зарылась лицом в шею Пресли.

Матвей точно знал, что ослышался.

– We are getting married, – повторил Сойер, – without your permission.[63]

Прямо среди бела дня (поскольку дождь кончился, хлынуло солнце!) Матвею сказали такое, во что было трудно поверить: сестра его будет женой негодяя, и он, этот муж, сможет снять с нее платье и трогать везде, даже рук не помывши.

В небе стояла радуга, и свет ее падал на поле из лютиков, которые своей бесполезной сияющей поверхностью всегда прежде так веселили Матвея: смотрел и смотрел, улыбаясь природе. Все стало другим, даже лютики эти.

Он вышел из комнаты и, не разбирая дороги, зашагал по золотым головкам, которые с милой и кроткой готовностью сникали по мере его решительного передвижения. Вокруг было мокро, и вода хрустально стояла во всех больших и малых чашах: в фиалковых рожках, в гороховых стручках, из которых выпали до срока созревшие спелые зерна, внутри глянцевитых, свернувшихся листьев. Представить себе жизнь после того, как сестра перестанет быть его сестрою, а станет женою проклятого Пресли, было так же невозможно, как вдруг улететь на высокое небо и там зацепиться за радугу. Будучи взрослым, почти двадцатилетним человеком, он знал, что когда-нибудь женится, и будущая невеста, выплывая по ночам из синеватого тумана сновидений, всегда была похожа на Сесилию и даже звучала как та: колокольчиком. Теперь получалось, что, окажись она похожей на Сесилию, она должна будет и поступить как Сесилия, а именно: встретить себе Бенджамена и тут же обвиться вокруг, как лиана.

Матвей Смит покинул территорию школы и медленно шел вдоль дороги, по которой изредка проносились пыльные деревенские машины, чаще всего джипы и «Форды». Из машин ему сигналили, а круглый один и румяный, как персик, но глупый парнишка, высунувшись из окошка, нелепо и долго грозил кулаками. Матвей обратил внимание, что кулаки его были ярко-розовыми, но почему-то разной величины. Он знал, что, если перейти на другую сторону и углубиться в медленно темнеющий лес, то можно будет вскоре увидеть водопад, грохот которого напоминал начало знакомой музыкальной фразы, без устали повторяемой спрятавшимся оркестром. Он шагнул вправо, намереваясь одним махом пересечь вермонтское шоссе, но тут что-то очень тяжелое и, как ему показалось, тут же рассыпавшееся от соприкосновения с далекими облаками внезапно и мощно, хотя и не больно, обрушилось на него, и в голове раздался ширящийся и скрежещущий звук, словно бы водопад, который находился во глубине леса, решил вдруг забраться под кудри Матвея.

Дневник Елизаветы Александровны Ушаковой

Париж, 1959 г.

Переписываю Ленины тетради.

«История медицины знает имена многих врачей, которые решили на себе самих испытать, через что проходят заболевшие тою или иною болезнью люди, и тем самым помочь им. Особенно меня поразили опыты с сифилисом, заболеванием, в причинах которого скрывается «постыдный», с нравственной точки зрения, момент. Именно этот момент нужно было полностью проигнорировать тем, кто испытывал сифилис на себе. Вот некоторые примеры.