Демонстрация силы - [2]

– Куда ты, дорогая? – спросил он. – Я же по кусочкам, экономно!

Мать здоровой рукой ухватила меня за шиворот и втолкнула на подоконник. Обернулась. Я увидел, что она оглядывает комнату, словно что-то ищет, но не находит. Маньяк подходил все ближе, зубы его лязгали.

– Соберись! – крикнула мать, и я получил здоровенный тычок, пробил головой стекло и вылетел во двор. Ветки кустарника замелькали перед глазами. Стало темно. Очень темно. Я словно тонул в черном мазуте, причем он был и передо мной, и по бокам, и сзади. Отчаянно барахтаясь, я очутился на черной поверхности, которую вдруг прорезала ослепительная трещина. А поодаль, достаточно далеко от нее, бродили странные, покрытые туманом фигуры.

Сергей Иванович (2020)

– Показуха. Везде показуха. Вот сейчас воскресенье, двенадцать дня. А мы в пробке стоим из-за какого-то забега в центре города… Вот нельзя было им в Подмосковье побегать, а? Или там, в Бутово хотя бы? Нет, мы рядом с Красной площадью их пустим – а народ пусть стоит, выхлопные газы глотает. Я так думаю, надо закон принять, чтобы каждому жителю города в случае простоя в пробке более чем на час в день правительство города стоимость бензина компенсировало! – Водитель захохотал. – Вот это будет номер! Сразу и движение наладится, и ГИБДД заработает как надо, а?

Его сероватое лицо с трехдневной щетиной и очень живые глаза мне что-то напоминали. Неужели я уже садился в эту машину? И не запомнил? Мир тесен, как говорится.

– Слушай, шикарная у тебя одежда. Ты, часом, не из этой, дизайнерской индустрии?

– Нет.

– Ну нет так нет. Ты меня прости, можно еще один вопрос?

– А? Да, конечно… – Больше всего я не люблю разговоры с водителями, но куда деваться. Теперь приходится выслушивать тирады этого ребенка «далеко за сорок», плотненького такого, с идеальным овалом черепа и короткими руками, одетого в традиционный разгрузочный жилет и клетчатую рубашку.

– Финал «Ассы» Соловьева помнишь?.. Ну, там, где Цой приходит на работу устраиваться, а тетенька ему читает список необходимых документов? Помнишь?

– Помню. Шикарная сцена. Там еще… – подхватил я и удивился: никогда бы не подумал, что этот шоферюга является ценителем авангардного кино.

– Да! – перебил он меня. – Он начинает петь в ресторане, а потом камера разворачивается, и мы видим стадион. Целый стадион, который ждет перемен! У меня, блин, шерсть на загривке дыбом встает каждый раз, как я это вспоминаю. И ведь были перемены. Злые были девяностые годы, ох и злые, но дышать в них было можно. Полной грудью. Ветер перемен был.

– Scorpions «Wind Of Change» играл после свержения путча тыща девятьсот девяносто первого года, кстати.

– Да ты что? Реально? Я и забыл. Ну так вот, были перемены-то. Были. А сейчас… Снова какое-то болото. Кисель вокруг, в котором все застывает. Словно брежневская эпоха на дворе, опять все вернулось на круги своя. И кризис этот еще. Так ведь?

Тут светофор наконец загорелся зеленым, и мы медленно поползли вперед, а через сто метров попали на свободный съезд к набережной.

– Прекрасно! Теперь я тебя в пять минут доставлю. – Водила удовлетворенно поежился.

И действительно, до Арбата мы доехали быстро, мой агрессивный извозчик затормозил около дома, я вышел из машины. Но одновременно с хлопком закрываемой двери раздался еще один – и слева прямо над моим плечом по крыше машины стукнул дротик. Второй угодил мне в плечо, боли не было, я с удивлением подергал его, вынул. И тут мир закружился, разъехался миллионом осколков. На мгновение я очутился в какой-то черной нефти, а потом…

Белое. Все было белое. Залитое молочным туманом, оно поглощало меня, плескалось волнами и, кажется, было самой бесконечностью. Но постепенно через это небытие стали проступать контуры. Сначала смутные, призрачные, затем более четкие и твердые. Вот пепельно-серый угол стола. Вот – простой стул с железной спинкой; черная краска на ней местами облупилась и неприглядно обнажала ржавые пятна на металле. И вот… Я резко сел на кровати. Вокруг действительно было все белое: находился я в некоем подобии больничной палаты или комнаты для допросов. С той лишь разницей, что вряд ли кому-нибудь пришло бы на ум обклеить их плиткой сверху донизу. Здесь же кафелем было выложено все – и пол, и стены до самого верха, и даже потолок. Очень гигиенично, подумал я про себя. Кроме двери, тоже покрытой белыми квадратиками, кровати, стола и стула, в зале ничего не было.

Тут в комнату ввалились трое субъектов в черной спецназовской одежде и в темных масках с узкими прорезями для глаз. Сопротивляться я не пытался, и очень скоро мы прибыли в еще более странное помещение. На стенах висели десятки старых телевизоров, на экранах которых показывали одно и то же – то ли войну, то ли военные учения. В центре стояло кресло. От одного взгляда на него мне стало худо. Грязно-ржавое, покрытое бурыми пятнами, резко контрастировавшими с бежевым глянцем новой кожи держателей для рук и ног. Нет, правда, они были вызывающе свежими на фоне общего запустения, со сверкающими никелированными пряжками и аккуратными овальными отверстиями.

Спецназовцы одним махом усадили меня в кресло, застегнули ремни и вышли, аккуратно прикрыв дверь. Странно, но особого страха я не почувствовал. Может, потому что действие снотворного, заключенного в дротике, еще не прошло? Не знаю. Все, что я чувствовал, – это тупое разочарование. Похожие ощущения бывают, когда колешь дрова и попадается такое прочное полено, что, ударив раз десять, четко осознаешь – без колуна с ним не справиться. Так, а где колун?